Стихи

       Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2021

       Артём Скворцов — поэт, критик, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Казанского научного центра РАН, профессор Казанского (Приволжского) федерального университета. Автор многих работ, посвящённых преимущественно истории русской поэзии XVIII–XXI вв., в том числе монографий ？Игра в современной русской поэзии？ (2005), ？Самосуд неожиданной зрелости. Творчество Сергея Гандлевского в контексте русской поэтической традиции？ (2013). Автор поэтической книги ？Пока/Ещё？ (2017). Лауреат премий ？Эврика？ (2008), ？Anthologia？ (2011), ？Белла？ (2016) и ？Книга года？ (2017). Живёт в Казани.

       Это

       …наконец-то мы у жемчужины

       коллекции нашего музея. Точнее,

       возле того, чем наш музей

       и жив. Вы, конечно, наслышаны

       об этом феномене, и теперь у вас

       есть возможность взглянуть на

       него собственными глазами. Впрочем,

       глаз тут явно недостаточно, и

       понадобятся иные органы чувств.

       Пожалуйста, не подходите к

       красной черте, но не из соображений

       сохранности экспоната, мы вовсе

       за него не беспокоимся (взгляните, тут

       нет охраны и пуленепробиваемого

       стекла), а ради вашей же безопасности.

       В сущности, следовало бы давно

       спрятать находку подальше от греха

       в не-проницаемую-ни-для-чего-камеру,

       да народ взбунтовался бы — аудитория

       обожает всё, что щекочет нервы,

       тем более когда речь идёт о чём-то

       неизменном в своей изменчивости.

       Судите сами. В один прекрасный день

       смотритель зала заметил, что здесь,

       где долгие годы царил лик верховного

       правителя, выставлено совсем иное.

       Он подумал, дирекция, не известив

       подчинённых, сменила экспозицию,

       но выяснилось — нет, перед нами то,

       что, так сказать, самовоспроизвелось.

       Поначалу это выглядело абстрактным

       полотном в духе старой школы,

       во всяком случае, манера письма,

       светотень и естественного происхождения

       кракелюры подталкивали к такому выводу.

       Однако обнаружились две вещи.

       Прежде всего, холст невозможно

       снять: он врос в стену намертво.

       Но куда интересней другое: по сути,

       картины как таковой нет, вернее,

       нет единой картины — каждый

       глядящий в неё видит своё.

       Даже при лёгком изменении угла

       зрения один и тот же зритель

       улавливает то батальную сцену, то

       конструктивистскую геометрику,

       то сочащийся самодовольством

       натюрморт, — что уж говорить о

       мнениях хотя бы двух посетителей!

       Хуже того, порою нечто меняет

       температурный режим в помещении,

       из рамы рвётся ветер с песком,

       хлещут волны, ползёт липкий туман,

       или зал заполняет жгучее марево.

       Заподозрили, не излучает ли оно

       радиацию, — и вуаля, дорогие, получите,

       но, во-первых, она непостоянна,

       а во-вторых, невидимые частицы не

       вызывают лучевую болезнь, хотя

       счётчики пищат и зашкаливают. Что,

       простите? Нет, спектральный и

       углеродный ничего не дали, согласно

       им, время создания колеблется —

       приборы постоянно чудят — от тридцати

       трёх до семи тысяч лет, что,

       разумеется, полный нонсенс, но

       какой с них спрос? совести у железяк

       нет, они даже врут объективно и

       беспристрастно. Кроме того, иногда

       к диковине невозможно приблизиться —

       мешает неодолимое силовое поле.

       Позднее выявилось и свойство

       предмета оказывать влияние на

       состояние смотрящего: у публики

       штуковина вызывала экстаз, депрессию,

       отказ от прежних политических взглядов,

       встречались клиническая смерть с

       выходом из неё без последствий,

       изменение вкусовых привычек,

       обретение способности понимать

       ультразвуковые сигналы дельфинов,

       овладение чужими языками

       с мгновенной утратой родного, был

       прецедент беременности при сохранении

       девственности, не говоря уже о

       точечных заражениях давно

       забытыми и неизвестными науке

       недугами или столь же избирательных

       излечениях от СПИДа, диабета

       и вируса Эпштейна-Барра.

       А недавно три подруги-суфражистки

       после знакомства с этим стали

       натуралом: вышли, держась за ручки,

       гудя синхронным басом, что они —

       одно и чувствуют себя как никогда

       (казус уникальный, была даже созвана

       конференция психоневропатов, но

       лучшие спецы не смогли им помочь).

       Да что там, очередной вопиющий

       случай произошёл буквально три

       часа назад: некая дама подобралась

       чересчур близко к… и её втянуло,

       нет, всосало внутрь внезапно

       выросшими на плоскости губами,

       мы уже хотели вызывать полицию

       и объявлять режим ЧС в здании,

       как вдруг один из служителей

       сообщил, что исчезнувшая леди

       стоит в очереди и вот-вот возьмёт

       входной билет — как она там оказалась,

       не понял никто, включая её саму…

       Поверьте, тут можно продолжать

       до закрытия, но наше время

       ограничено, да и чувствую я себя

       неважно, годы берут своё,

       надо уступить дорогу другому,

       ну и работёнка ещё та, вчера,

       например, во время экскурсии

       я преобразился в обнажённого маори,

       татуированного от макушки до пят,

       хорошо хоть сейчас только

       вырос шестой палец на левой

       ноге, в общем, пора закругляться,

       и без того моя речь затянулась,

       тем паче что и слушатели,

       к которым она обращена,

       уже сменились, — и в заключение

       следует констатировать: мы не знаем

       не только кто и когда создал это,

       но даже не можем однозначно

       считать это изображением: что,

       если определить экспонат как

       воображение — чьё? и кому явленное? —

       исследования продолжаются, но с

       этим вечно что-то происходит,

       и вдруг в будущем нам приоткроется

       утаиваемое живописью, а быть может,

       придётся удовлетвориться вопросами,

       коль неизведанный шедевр неизвестного

       исчезнет столь же внезапно, как

       возник, — или мы исчезнем, прежде

       чем постигнем его до конца.

       Роман (окончание)