Версия с "вы и убили-с", обращенным к Путину, должна еще дальше развести Россию и Запад, в то время как версия об обиженных исламистах могла бы их сблизить: в центре Парижа и в центре Москвы исламские фанатики убивают по одному и тому же поводу. Но вряд ли сблизит.
Мировая аудитория рада и разочарована: убийцы Немцова нашлись быстрее, чем ждали, но вместо далекоидущих нитей – какой-то змеиный клубок, провинциальный террариум с юга России. Нити же, может, и ведут куда-то за пределы предъявленного клубка, но разматывать их никто на наших глазах не собирается; "фактически Дадаев признался в организации этого преступления", поэтому "каких-то громких разоблачений или задержаний в рамках расследования ждать не стоит, – намекают источники. – У преступления нет заказчиков, они все придумали сами".
Выбор жертвы
Убийство исполнено на модный мотив оскорбленных религиозных чувств, и многие этим удивлены. Высказывания Бориса Немцова насчет "Шарли эбдо", по мировым и российским меркам, резкостью не поражают, звучат скорее сдержанно: "Пройдут века, и ислам повзрослеет, а терроризм уйдет в прошлое... ". Если бы поражали, обсуждение их началось бы не после убийства, а до. Рядом с Борисом Немцовым ходили сотни политиков, журналистов, блогеров, которые намного резче отзывались об исламских фанатиках и гораздо более страстно защищали права карикатуристов. С формальной точки зрения на эту роль больше подходил министр Сергей Лавров – самый заметный российский участник парижского марша за свободу печати против терроризма.
Александр Баунов Александр Баунов — журналист, публицист, филолог, бывший дипломат. Он является главным редактором Carnegie.ru.
More > @baunov
Однако не надо слишком рационализировать выбор жертвы такого рода убийцами. Они не проводят историко-филологических экспертиз на предмет, кто из политиков и журналистов больше заслуживает наказания. Они не предаются прикладной компаративистике и сравнительному анализу: вот этот сказал хуже, этот помягче, а этот по сумме высказываний объявляется главным врагом пророка и России. У них гораздо более хищное, лобовое, ограниченное зрение: вот он – враг, вот она – добыча, погнали.
Вопрос, как именно жертва оказалась в поле зрения таких убийц.
"Все, кто знает Заура, утверждают, что он является глубоко верующим человеком, а также что он, как и все мусульмане, был потрясен действиями "Шарли" и комментариями в поддержку печатания карикатур", – пишет Кадыров. Ну да, был потрясен карикатурами и убил Немцова. Как-то они должны были совпасть? Кто-то должен был связать их в сознании убийц.
При всей готовности людей такого рода обижаться и искать обидчика трудно представить себе Заура Дадаева, а с ним любого из арестованных в эти выходные сообщников пристально следящими за деятельностью российской оппозиции, за несистемной российской политикой, читающими блоги и слушающими эфир за эфиром.
В качестве следственного эксперимента можно спросить у них, как звать других клеветников на веру и отечество, и вряд ли они внятно назовут хотя бы несколько имен и расскажут, в чем их вина. Скорее всего, у них было самое смутное представление о персональном составе потенциальных врагов пророка, Чечни и России. На врага им должны были указать: зачем искать самим, когда есть умные уважаемые люди, которые лучше знают.
За врага могли и заплатить. Покрытие издержек, плата за риск, которому подвергает себя настоящий мужчина, воин чести, борец со злом. Выбор жертвы вряд ли был определен только телевизором, но скорее всего, чьей-то подсказкой и даже материальной благодарностью.
С другой стороны, выбору жертвы помог инстинкт, которым руководствуется каждый хищник: жертва должна быть слаба, добыча должна быть защищена хуже других. Это то, о чем я писал в статье сразу после убийства. От этого деления на своих и врагов, на патриотов и предателей возникает чувство, что защита закона не во всей полноте применяется к врагам. Что за врага ничего не будет, никто не расстроится, даже похвалят, а если будет, то меньше, чем за своего.
Монополия на репрессии
Цепочка, по которой пришло указание на врага, может быть короткой, а может быть длинной, длиннее, чем при отмывании денег. Но у нее есть одна особенность. В западном общественном мнении – в части отечественного тоже, но уж в западном в любом случае – на другом ее конце оказывался Владимир Путин. И все то время, пока никто не был найден и предъявлен общественности, он оказывался в мировом общественном мнении с убитым один на один. Если убийцам говорили, что из-за врага никто не расстроится и их не будут искать, их обманули.
Путин не хотел нести единоличную ответственность за убийство Немцова, особенно если на подлежащего наказанию врага не указывал он лично. В этом случае произошедшее должно пугать его особенно. Тогда убийство нарушало монополию высшей российской власти, Кремля в узком понимании на сдерживание и наказание несогласных – тем более такими крайними методами. Кремль явно не устраивала ситуация, когда врагов по собственному разумению начнут наказывать чиновники, силовики и просто неравнодушные граждане, а отвечать будет он. И ладно бы еще на местном уровне – в Грозном или в Химках журналиста местной газеты, но Борис Немцов был явно оппозиционером федерального значения.
Если это так, то быстрое расследование и скорые аресты – попытка демонстративно вернуть монополию на репрессии в руки верховной власти. Потому что одно дело развивать тему врагов для острастки, для массовой консолидации, на будущее. И другое дело – обнаружить, что будущее наступило без спросу. Что кто-то этими инструментами уже пользуется в настоящем.
А поскольку власть во всем мире более-менее ассоциируется с монополией на политическое насилие, уравнение действует и в обратную сторону: тот, кто осуществляет насилие, претендует и на власть, по крайней мере на более активное участие в формировании ее лица и методов. То есть кто-то переформатирует власть, пользуясь инструментами, которые она отложила для себя.
С точки зрения высшей власти это должно выглядеть как бунт инструментов – молотков, рубанков и пил. Это, однако, похоже на такой бунт молотков, рубанков и пил, которые считают, что мастер уже не тот, уже не справляется, не тянет.
Если мы не возводим волю к уничтожению Немцова напрямую к первому лицу, дело, среди прочего, выглядит так, что кто-то хочет подвинуть Путина в вопросе наказания врагов, вообще в вопросе о том, как должна выглядеть и действовать российская власть в нынешние суровые времена: а должна пожестче и порешительней.
Кроме того, Путин, на котором лежит нераскрытое или даже раскрытое убийство известного всему миру оппозиционера, становится еще более слабой фигурой в международных контактах, а там у него и так не блестяще, на Запад он практически невыездной. А значит, и повестка, которую он продвигает, договоренности, которые скрепляет словом и делом, становятся менее весомыми – в частности, договоренности о мире, а они многим не нравятся: есть те, кто считает, что рано остановились. Много и тех, кому кажется анахроничной и его приверженность капиталистической экономике, которую надо решительнее подчинять государству и его интересам. Ведь современным капитализмом рулит Запад, а как эффективно противостоять Западу, оставаясь внутри управляемой им системы, – пора на выход. Это если искать глубокие смыслы. А еще наверху достаточно людей, которые считают: тот, кто на меня наехал, не должен ходить ненаказанным, иначе перестанут уважать.
Восстанавливая монополию на репрессии, верховная власть, однако, не готова публично идти по цепочке дальше уровня бывших сотрудников МВД Чечни, пусть и “настоящих патриотов”.
Версия с "вы и убили-с", обращенным к Путину, должна еще дальше развести Россию и Запад, в то время как версия об исламистах, обиженных на "Шарли эбдо", могла бы их сблизить: в центре Парижа и в центре Москвы исламские фанатики убивают по одному и тому же поводу. Но вряд ли сильно сблизит. В конце концов, что внутри современной российской системы координат принципиально неправильного сделали те, кто отомстил за обиду, нанесенную своей религии, в стране, где две барышни уже отсидели за кощунство в храме, парламент предлагает посадить режиссера за кощунство в театре, а в одной из областных столиц проходит миллионный марш с осуждением уже мертвых жертв парижского теракта? Разве что превысили полномочия. Удивленный тон записи в инстаграме Кадырова в общем про это: совершили преступление, но ведь не столько заблуждались, сколько без санкции забежали вперед.
За пойманными исламистами, которые успевают сказать, что "любят пророка", у нас проглядывают грозненский марш, новосибирский епископ с уголовным делом против спектакля и многочисленные верующие, которых с самого верха призывают активнее отстаивать свои чувства, то есть тот же Кремль, только немного в другом ракурсе.
следующего автора:
Александр Баунов
Фонд Карнеги за Международный Мир и Московский Центр Карнеги как организация не выступают с общей позицией по общественно-политическим вопросам. В публикации отражены личные взгляды авторов, которые не должны рассматриваться как точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир или Московского Центра Карнеги.