874

       ？12.10.2019, Михеев В.В., Луконин С.А.

       used image from Internet

       70-летие образования КНР стало главным политическим событием в Китае в 2019 году. По оценкам китайского руководства, запланированные мероприятия прошли успешно. В пропаганде акцент был сделан на ？исторических успехах？ в преодолении нищеты и отсталости, в модернизации страны и превращении Китая в ？одного из мировых лидеров？. Все ？успехи？ неизменно связывались с КПК и именами ее главных руководителей: Мао Цзэдуном, Ден Сяопином и Си Цзиньпином. Пекин инициировал публикации многочисленных позитивных оценок китайских достижений иностранными экспертами-китаистами (из России, США, Австралии и др. стран).

       Достижения последнего этапа развития КНР приписываются лично Си (включая и не ослабевающую борьбу с коррупцией). В политической и деловой среде Китая, неофициально и как бы ？в полголоса？, утвердилось деление новейшей истории Китая на два периода: до Си и после его прихода – имея в виду именно жесткую борьбу с коррупцией, начатую китайским руководителем.

       Не помешали празднованиям и наиболее чувствительные современные риски китайскому развитию: ？торгово-экономические трения？ с США и в целом напряженные китайско-американские отношения, массовые акции протестов (в китайской интерпретации – бунт) в Гонконге, экономические и идейно-политические проблемы.

       В политико-идеологической сфере, в преддверии праздника, руководство Си, вероятно, в интересах демонстрации единства партии и ？целостности курса？ сделало, скорее, определенный поворот влево, чем в сторону развития идей демократизации.

       Фактически были приостановлены дискуссии о негативной роли Мао в развитии Китая, напротив, оттенялась его исключительная заслуга в самом основании КНР. Поставлен под запрет в обсуждениях внутри интеллектуальных элит и в СМИ тезис о ？двух партиях？, т.е. о том, что успехи Китая стали возможны только благодаря реформам Дэна, т.е. ？КПК Дэна？, тогда как ？КПК Мао？ вела страну к хаосу и гибели.

       Нечто аналогичное наблюдалось и в отношении роли частной собственности. Конечно, КПК не ставит под сомнение важность частной собственности и ее конституционное равенство с собственностью государственной. Однако в период подготовки к празднованиям китайская пропаганда обходила тему значимости частной собственности для экономического развития – акцентируя несколько иное: ？общие усилия народа？ в ？достижении побед？.

       В экономике китайское руководство фиксирует незначительное торможение роста, объясняя это ухудшением внешней конъюнктуры, прежде всего, ？трениями？ с США. Вслед за иностранными экспертами Пекин снижает прогноз по темпам прироста ВВП по итогам 2019 г. до 6,1%. Однако переоценка темпов экономического развития воспринимается демонстративно спокойно – как укладывающаяся в запланированный за 2019 г. коридор от 6,0 до 6,5%.

       Также спокойно Пекин реагирует и на частности: наступившую стагнацию на рынке недвижимости или социально-болезненное повышение цен на свинину из-за эпидемии (главный продукт в мясной продовольственной корзине) – классифицируя последнее не как ？кризис？, а как ？урок？, который надо извлечь в интересах более эффективного руководства рынком продовольствия.

       В ？трениях？ (в интерпретации США – полноценная торгово-экономическая война) была взята своего рода ？предпраздничная пауза？. Вашингтон, вероятно, не желая вызывать излишнего раздражения высшего китайского руководства, отложил запланированное повышение пошлин на китайские товары (10-процентное повышение импортных пошлин на китайские товары, объем импорта которых оценивается примерно в 300 млрд долл. и которые не попали в предыдущие волны повышения). Стороны продолжили торговый диалог после празднования 70-летия основания КНР. И хотя его первый раунд не привел к подписанию итогового соглашения, ряд китайских экспертов предполагает, что после праздников Китай может пойти на определенные уступки, уже будучи не связанным, как накануне 1 октября, необходимостью демонстрировать ？жесткость？ и ？непоколебимую твердость？ в ？отстаивании национальных интересов？.

       Вместе с тем для Пекина становится все более очевидным, что главная цель США не столько торговые преимущества как таковые, сколько стратегическая конкуренция с Китаем за рынки будущего – связанные с развитием цифровой экономики и технологиями 5G, где США и Китай, согласно сентябрьскому (2019 г.) докладу ООН, являются мировыми лидерами. В Китае с некоторым удивлением, но и со стратегическими опасениями восприняли заключение в сентябре между США и Польшей соглашения безопасности ？нового типа？ – предусматривающего обеспечение ？цифровой безопасности？ и, в частности, предписывающего запрет для Польши на использование китайских технологий 5G. В Пекине, проецируя польский пример на все европейское пространство, увидели в нем угрозы стратегии ？Пояса и пути？ и её цифровой составляющей – т.н. ？Цифровому Шелковому пути？.

       Ответные действия Китая связаны с продвижением новой ？цифровой дипломатии？ на геоэкономические пространства, пока не охваченные такого рода соглашениями. Приоритет сегодня отдается странам АСЕАН: в сентябре 2019 г. на Первом Саммите Китай–АСЕАН по вопросам использования Интернета было принято решение о создании в Южном Китае в ？треугольнике？ Макао–Гонконг–Гуанчжоу нового ？цифрового узла？ Китай – АСЕАН.

       С другой стороны, Китай не намерен отказываться от сотрудничества с США там, где это возможно, включая военную составляющую сотрудничества. В начале сентября 2019 г. в Австралии проходят крупные военные учения США, Китая и Австралии с использованием воздушно-десантных войск, получившие высокую оценку китайского руководства в контексте поддержания региональной безопасности.

       Наибольшее раздражение Пекина в преддверии 1-го октября вызвали антиправительственные и антипекинские выступления в Гонконге, начавшиеся в июне, продолжающиеся до сих пор и охватившие не менее 10% гонконгской молодежи и студентов.

       Поводом для волнений стала попытка гонконгской администрации (с подачи Пекина, хотя Пекин это отрицает и перекладывает всю ответственность на главу Гонконга Кэрри Лам) принять т.н. закон об экстрадиции. Мотивация Пекина состояла в том, что существующая в Гонконге система английского права позволяет китайским преступникам, прежде всего подозреваемым в коррупции, избегать наказания. Для ？исправления положения？ Пекину необходимы законные основания требовать экстрадиции таких лиц в материковый Китай.

       В Гонконге же антипекинские силы посчитали, что этот закон необходим Пекину для борьбы с инакомыслящими.

       Протестное движение молодежи поддержала внутренняя гонконгская оппозиция, ставящая целью смещение нынешней, по ее мнению, пропекинской и ？антидемократической？ администрации Гонконга. Требования отозвать закон, что в итоге и было сделано, вскоре дополнились новыми: освободить задержанных демонстрантов, сместить Лам, обеспечить ？демократическое развитие？ и независимость Гонконга. Последнее является абсолютно неприемлемым для Пекина – организовавшего контрнаступление в СМИ, активно пропагандируя не только тезис ？Одна страна, две системы？, как это законодательно установлено для Гонконга, но и то, что главным в этой формуле является именно первая составляющая – ？Одна страна？.

       Китайское руководство не полностью однородно в оценке причин гонконгского кризиса и путей выхода из него. Официально Пекин увидел в происходящем ？руку Вашингтона？, стремящегося к дестабилизации ситуации в Гонконге, ослаблении Пекина и тем самым к подрыву китайских позиций в глобальной конкуренции за лидерство с США. В пропагандистский арсенал были введены тезисы о ？вмешательстве внешних сил во внутренние дела？, о ？цветной революции？, или продолжающейся ？революции зонтиков？, как говорят применительно к Гонконгу.

       С другой стороны, прагматически настроенная часть китайского руководства полагает, что причины волнений носят более глубинный характер.

       Во-первых, это ？ужасающее расслоение？ гонконгского общества, в котором большинство людей даже из ？среднего класса？ – в первую очередь молодежь – лишены возможностей ？социальных лифтов？: трудности с поисками работы, невозможность купить более-менее приличное жилье и т.п.

       Во-вторых, это недооценка роли гражданского общества в Гонконге и отсутствие желания и умения у гонконгских руководителей и их пекинских кураторов вести диалог с оппозицией и реагировать на те взрывоопасные социальные сигналы, которые фиксировались и гонконгскими, и пекинскими экспертами последние несколько лет, но замалчивались официальными властями.

       У китайского руководства сегодня, похоже, нет окончательного плана выхода из кризиса. Однако, как представляется, сдвиг намечается не в пользу силовых акций центральных властей. Сторонники прагматичного подхода, в неофициальном плане, вспоминают о трагических событиях на площади Тяньаньмэнь в июне 1989 г. и о том, что даже спустя 30 лет они продолжают наносить ущерб международному имиджу Китая. Военная акция в Гонконге имела бы, по их мнению, гораздо более сильные негативные стратегические последствия для Китая. ？Прагматики？ полагают, что именно сами гонконгские власти должны разрешить ситуацию, используя как политический диалог с оппозицией, так и факторы усталости гонконгского населения от повседневных неудобств, вызываемых беспорядками, а также крайнюю незаинтересованность местных и международных финансовых кругов в развитии гонконгской ситуации в направлении хаоса.

       События конца сентября–начала октября говорят, скорее, о сдвиге в сторону прагматизма. Администрация Лам начала диалог с оппозицией, а в Пекине ходят слухи о возможных отставках чиновников, ответственных за Гонконг. И хотя точно предсказать сценарий выхода из кризиса пока не может никто, его военно-силовой вариант представляется все же маловероятным.

       Тем не менее сами празднования 1 октября сопровождались в Гонконге новой эскалацией антипекинских выступлений. И хотя оппозиция приглушила лозунг о ？независимости？, акцентировав более мягкий вариант о ？демократии？, по оценке гонконгской полиции, это не привело к снижению градуса напряженности. Наоборот, массовые акции протестов в праздничный день были охарактеризованы властями как ？шаг к терроризму？. Одним из поводов для новой формулировки стало формирование в среде протестующих устойчивого ？радикального ядра？, которое использовало введенный после 1 октября запрет на ношение масок во время протестных выступлений для новых, более жестких беспорядков.

       Гонконгские протесты в некоторой степени подпортили международный имидж Китая в дни празднования 70-летия. В наибольшей мере тему Гонконга дискутировали американские СМИ, в меньшей – европейские (вероятно, отражая укрепляющиеся в ЕС настроения в пользу продолжения развития экономических отношений с Китаем). Марши ？солидарности с Гонконгом？ прошли в Малайзии, Австралии, на Тайване.

       На таком политическом фоне Китай, можно предположить, в краткосрочной перспективе будет с дополнительной интенсивностью искать поддержки России по многим направлениям, используя совпадающие, по мнению Пекина, интересы Китая и России. Совпадающие – и в плане ухудшающихся отношений обеих стран с США, и в плане похожести санкционного давления Вашингтона на Москву и тарифно-дискриминационного (по цифровым технологиям) давления на Пекин, и в плане взаимных рисков ？цветных революций？ и ？вмешательства США？ во внутренние дела Китая и России.

       По-праздничному, отмечая 70-летие установления дипотношений между Китаем и Россией, Си Цзиньпин отразил такой курс в поздравительной телеграмме российскому президенту, особо отметив, что китайско-российские отношения за 70 лет ？стали образцом добрососедства, дружбы, взаимной выгоды и обоюдного выигрыша между державами и соседними странами, а также внесли важный вклад в поддержание мира, стабильности и развития в мире？. Практическим подтверждением этого Пекин считает качественное углубление военного сотрудничества с Россией в новой сфере противоракетной обороны.

       В то же время в Пекине понимают, что Россия не во всем может и будет поддерживать Китай, но отодвигают такое видение сложности двусторонних отношений на второй план. В качестве примера ограниченности российской помощи в Пекине ссылаются на китайско-индийские отношения, прежде всего, на отсутствие поддержки Россией Китая в свете последних действий Нью-Дели в Кашмире, в отношении которых Китай занимает традиционную про-пакистанскую позицию. Другой пример – нейтральная позиция России по недавним (сентябрьским) политическим демаршам Вьетнама, в очередной раз обвинившего Китай в ？нагнетании напряженности？ в Южно-Китайском море, имея в виду активизацию там китайского военно-морского строительства.

       Исходя из сказанного, в ближайшей перспективе можно ожидать от Пекина внешнеполитического движения по нескольким направлениям одновременно:

       демонстрация китайско-российского стратегического сближения; поиск вариантов улучшения и развития экономических, военно-политических и иных отношений с США; использование новых форм ？цифровой дипломатии？, прежде всего, на АСЕАН-овском направлении, так и на других направлениях, ？не захваченных？ пока США; продолжение стратегии ？Пояс, путь？, включая его цифровой компонент, на уже ставших традиционными векторах: ？ядро？ ЕС, Восточная Европа, Центральная Азия, Африка, Латинская Америка.