Материал из номера
Февраль 2021
Скачать номер
в PDF формате
Современникам порой трудно предугадать масштаб событий, очевидцами которых они являются. Иногда он становится ясен лишь многие десятилетия спустя, когда, например, в руки исследователя случайно попадает старый отчет или рапорт. И тогда на первый план неожиданно выходят незаметные детали, а вся картина предстает в ином свете...
О корабле "Бородино" известно немного. Подрядчики Российско-американской компании (РАК) приобрели его в 1819 году "на Темзе" в Великобритании, посчитав, что по своим параметрам, прежде всего по грузоподъемности до 600 тонн, он идеально подходит для доставки в Русскую Америку "вещей, потребных тамо как для кораблестроения и мореплавания, так и для содержания людей и охранения крепостей".
Название корабля говорит само за себя. Уж если британцы прониклись модой на русские названия и, судя по сообщениям "Северной почты" ("Новой Санкт-Петербургской газеты") в мае 1813 года, называли построенные на своих верфях новые торговые корабли "Бородино", "Смоленск", "Москва", "Князь Кутузов", "Платов" и "Козак", то грех был бы и русским не использовать "память славнаго Бородинскаго сражения".
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Русские корабли во время кругосветного плавания. 1822–1825 годы. Литография
В том же, 1819 году "Бородино" был снаряжен к плаванию. Командиром его назначили капитан-лейтенанта Захара Ивановича Панафидина. За плечами опытного моряка была Средиземноморская экспедиция под командованием вице-адмирала Дмитрия Сенявина и руководство кругосветным плаванием на корабле РАК "Суворов". Экипаж "Бородино" помимо капитана состоял из 3 лейтенантов, 4 штурманских помощников, лекаря, 3 квартирмейстеров, 72 матросов, артиллерийского унтер-офицера, 3 канониров, 4 служащих РАК, а также 23 промышленников. Из-за того, что "Бородино" вышел в море поздней осенью 1819 года, от западного маршрута плавания вокруг мыса Горн пришлось отказаться, чтобы избежать бушующих в этих широтах штормов. Зайдя для пополнения запасов провизии и воды в Рио-де-Жанейро, Панафидин принял решение идти в Ново-Архангельск (поселение в Русской Америке, основанное в 1799 году, ныне город Ситка. — Прим. ред.) восточным путем. Сокращая путь, Панафидин первым из русских мореплавателей двинулся от мыса Доброй Надежды через Зондский пролив. Решение это оказалось для "Бородино" роковым — когда в 1821 году корабль вернулся в Кронштадт, экипаж из 115 человек сократился до 75.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Ново-Архангельск. 1837 год. Акварель
ПЕРВЫЕ СИМПТОМЫ
Судя по официальным сводкам, плавание прошло вполне благополучно. Так, автор статьи в "Отечественных записках", ограничившись кратким упоминанием о пяти умерших, бодро поведал о достигнутых успехах: "плавание сие было беспримерно счастливо: пройдя оба тропика, с 30 градуса северной широты корабль Бородино получил западные ветры, помощью их прошел между Азорскими островами и берегом Европы, что весьма редко удается совершать мореплавателям. 26 августа приблизился к мысу Лизарду, и 2-го сентября положил якорь в Эльзинере, на другой же день в Копенгагене. Пробыв в сем последнем месте 5 дней — прибыл благополучно 15 сентября на Кронштадтский рейд, не имев уже из всей команды ни одного больного, при наилучшем состоянии корабля и всех к тому принадлежностей". Сам Панафидин, вернувшись на родину, казалось, чувствовал себя вполне счастливым: через месяц после прихода корабля в Кронштадт он женился на Александре Чистяковой, с которой был помолвлен накануне отправления "Бородино" в плавание.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Доктор Джеймс Линд дает матросу лимон — средство от цинги. Иллюстрация
Однако и он, и руководство Адмиралтейства прекрасно понимали, что скрывали победные реляции: плавание обернулось настоящей катастрофой! 30 сентября 1821 года морской министр маркиз Иван де Траверсе из своего поместья в Романщине направил военному губернатору Кронштадта Федору фон Моллеру запрос с требованием разобраться, почему на корабле наблюдалась столь высокая смертность. О потерях на "Бородино" сообщили в Зимний дворец — император Александр I распорядился начать следствие и учредить специальную комиссию "дабы строго изследовать, не было ли каких упущений со стороны капитан-лейтенанта Панафидина". В состав комиссии, созданной 31 октября 1821 года, включили только что вернувшихся из Антарктической экспедиции командиров шлюпов "Восток" и "Мирный" Фаддея Беллинсгаузена, Михаила Лазарева, а также будущего декабриста лейтенанта Константина Торсона.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Флаг Российско-американской компании. Утвержден императором Александром I в 1806 году
По рапорту Панафидина комиссия восстановила ход событий. Когда "Бородино" прибыл в Рио-де-Жанейро, больных на борту не было, но во время перехода к Зондскому проливу от "горячки" в три дня скончался судовой лекарь 1-го класса Карл Шпигельберг. 18 мая 1820 года "Бородино" зашел для небольшого ремонта и пополнения запасов питьевой воды в гавань у селения Анжер на острове Ява. Здесь на борт корабля "по неимению другой" была взята вода "из скопленой дождевой воды в бассейне, которая была беловата". Экипаж к этому моменту уже начала охватывать неизвестная хворь. Первые пять заболевших жаловались на "разслабление тела" и кровавый понос. В Маниле от подозрительной воды избавились, но было уже поздно: во время стоянки скончались один матрос и два промышленника. Однако экипаж это не насторожило. В донесении от 28 июня 1820 года комиссионера корабля "Бородино" Ф. Красильникова Главному правлению РАК о посещении Манилы события описывались буднично: "...в оном 17 майя стали на якорь в порте Антиле на острове Яве для дополнения воды на питье, простояли до 21-го числа. А потом снялись, шли тихими ветрами Каспарским проливом и Китайским морем, встречались почти каждый день с тифонами и [с]мерчами; опасностей и повреждения в корабле не имели. В продолжении сего вояжа лишились мы доктора Карла Шпигельберга, 29 майя волею божиею помер".
Болезнь между тем распространялась. Взятый на борт французский доктор Емануил Плантен исправить положение не смог: "ни попечение его, ни все меры предпринятые не истребили болезнь". Во время перехода из Манилы в Ново-Архангельск умерли еще шесть матросов и один промышленник.
Несмотря на болезни и тяжелую погоду, Панафидин продолжал на всем пути в Русскую Америку географические изыскания. В результате недалеко от архипелага Рюкю были открыты два необитаемых каменистых острова (острова Бородино), а в 240 милях к югу от Японии — остров Трех Холмов (позже переименован Крузенштерном в остров Панафидина).
К приходу "Бородино" в Ново-Архангельск скончались еще восемь человек. 19 умерли при 113-дневном переходе из Русской Америки в Рио-де-Жанейро. К этому моменту на борту "Бородино" насчитывалось 44 больных — их поместили на двухнедельный карантин, поселив в специально нанятый дом. Принятые меры принесли результат: в Копенгагене экипаж недосчитался только одного человека, скончавшегося от чахотки.
Объясняя причины высокой смертности, Панафидин ссылался на следующие обстоятельства. Во-первых, качество воды, взятой в Анжере, а также влияние южного муссона и высокую влажность. Во-вторых, цинга или, как было принято называть эту страшную болезнь на Русском флоте — скорбут.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Петр Симон Паллас. Гравированный портрет
БИТВА С ЦИНГОЙ
Это была idee fix тогдашней медицины — здоровье и болезнь представляют собой результат взаимодействия между факторами внешней среды, прежде всего климатическими, и уникальной природой каждого человека. От правильного уравновешивания этих разнородных факторов и зависит здоровье. Мир вокруг нас, согласно авторитетам тогдашней науки, заражен миазмами: продуктами гниения и прочими "зловонными испарениями". В глазах интеллектуалов XVIII века "ужасающий бульон" порчи, насыщенный заразными миазмами воздух, наполненный зловонием сточных канав и липкими запахами болезней, грозил человечеству ужасными последствиями. Особенно — в открытом море на крохотном корабле, переполненном десятками матросов, ютящихся в тесных сырых трюмах. Поэтому программа очистки "человеческих скоплений" превратилась в актуальную задачу любого морского плавания. А болезней на корабле всегда хватало: острые респираторные заболевания, оспа, туберкулез, кишечные инфекции, кожные заболевания, различные травмы и так далее.
Основу профилактики составляли последовательные комплексные мероприятия. Они предусматривали, с одной стороны, организацию правильного здорового питания матросов — употребление свежих овощей и сокращение жирной пищи. С другой — меры личной гигиены, физический труд, рациональную организацию корабельной службы (трехсменные вахты) и проведение профилактических обеззараживающих мероприятий: окуривание кубрика порохом и обработку уксусом, истребление насекомых, сушку коек на солнце, разведение огня во внутренней части корабля для "рассеивания заразительных паров". И, разумеется, ведущее место в лечении болезней занимала очистительная терапия: рвотные, слабительные, потогонные, мочегонные и другие подобные средства, а также столь любимые тогдашней медициной кровопускания. Однако все это не всегда оказывалось действенным в борьбе с цингой — загадочной болезнью, "чумой морей", ошибочно диагностируемой в те времена как разновидность проказы, дизентерии или сифилиса.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Вильям Холл Младший. Капитан Джеймс Кук. Гравированный портрет
В противостоянии с цингой оказывались бессильны и кровопускания, и физический труд, и клизмы, и алкоголь. Доктора искали источник болезни в нехватке соли и сахара, полагали, что ее вызывает загустение крови, гнилостный воздух и отсутствие на корабле земельного дерна. В целях профилактики врачи применяли кровопускание, поили матросов настоями солода и сусла, свято верили в целительные свойства уксуса, обрабатывали гнойники больных смесью ртути и сурьмы, лечили их, смешивая разбавленную серную кислоту с алкоголем, сахаром. Особенные проблемы с цингой испытывал британский флот, возможно, из-за того, что британские матросы пили эль, а, например, на испанских и французских судах — вино. Меньше использовали британцы и цитрусовые, значение которых как противоцинготного средства было замечено моряками еще в XV веке. Польза от их применения подчеркивалась в труде генерального хирурга Ост-Индской компании Джона Вудалла, изданном в 1617 году. Его рекомендации опробовал шотландский корабельный доктор Джеймс Линд, который в 1747-м провел первое в мире клиническое исследование, выяснив, что цитрусовые способны предотвратить развитие цинги. В "Трактате о цинге", вышедшем в 1753 году, Линд интуитивно связал цингу не с гниением, что являлось тогда официальной научной доктриной, а с нехваткой вырабатывающего коллаген витамина С, который еще только предстояло открыть. Но он не мог объяснить, за счет чего лимонный сок лечит цингу: Линд полагал, что лимонная кислота пробивает поры, закупоренные сыростью. Только в 1930-х годах биохимик Альберт Сент-Дьёрдьи доказал, что цинга вызывается недостатком витамина C, аскорбиновой кислоты.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Жертва холеры в Индии. Гравюра XIX века
Кстати, методики Линда внимательно изучил Джеймс Кук, попытавшийся применить их на своих кораблях. Регулярные медицинские осмотры экипажа позволяли выявлять цингу на начальной фазе. На судах Кука насчитывались единичные случаи заболевания скорбутом, обошедшиеся, как принято считать, без смертельных исходов, что дало основание современникам увенчать капитана лаврами "победителя великой морской чумы". Мореплаватель был свято убежден в спасительной силе солода, дисциплины, диеты и благотворном влиянии цитрусовых. К недовольству экипажа, он широко экспериментировал с продуктами, заставляя матросов есть ненавистный им сельдерей, шинкованную и квашеную капусту, старался сократить потребление масла, увеличить количество свежих овощей и сахара. Разбавить же суровое корабельное меню следовало, по мнению Кука, густо уваренным, а потому, разумеется, утратившим витамин С, сиропом из лимонов и апельсинов, таблетками из уваренного до состояния желе молочного бульона, мармеладом из каротели, тертой морковью и желе из ревеня. Сам мореплаватель вряд ли мог предположить, что в комплексе применяемых им противоцинготных средств наиболее действенным оказалось богатое аскорбиновой кислотой еловое пиво, о пользе которого он узнал, сражаясь с французами в Канаде во время Семилетней войны. Кроме того, ему вряд ли могло прийти в голову, что его успехи объяснялись в немалой степени благодаря запрету использовать в пищу остатки соленого жира, который при нагревании в медных котлах выделял вредные вещества, которые препятствовали усвоению витаминов С и В.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Джордж Монбар. Холера в Египте
Внимательно изучали методики лечения цинги и в России. Во время подготовки плавания Григория Муловского в Тихий океан в 1780-х годах академик Петр Симон Паллас сделал соответствующие выводы из наблюдений Кука, изложив их в издаваемом Академией наук "Месяцеслове". Следуя рекомендациям Кука, академик составил список противоцинготных продуктов, внеся поправки в практику британца. В перечень Палласа попали кислая капуста, сушеный суп, соленый щавель, горчица, хрен, овсяная крупа, крепкое виноградное вино с Мадейры, можжевеловые ягоды, сахарный сироп, "из солоду сделанный экстракт, сосновая американская противоцинготная эссенция и очень хорошо закупоренный солод". Паллас особо ратовал за использование сухарей из ржаных отрубей. По мнению академика, опасным продуктом являлась соль, а значит, не стоило увлекаться соленым мясом. Ведь самоеды и остяки, рассуждал Паллас, его не едят, питаются растительной пищей, и цинги среди них не замечено. А вот квас явно защищал от скорбута! В качестве доказательства Паллас сослался на опыт русских тюрем, в которых заключенные употребляют ржаной хлеб и квас, а горячки и других "гниючих болезней" не наблюдается. Замечательными свойствами обладал и "сбитень морской": в камбузе надлежало установить печи и "в те печи вмазать большие медные котлы с крышками; на той кухне поставить большие чаны и приготовить бочки для варения". В состав напитка входило по 30 ведер вина, пива и уксуса, 15 ведер меда, 3,72 фунта имбиря и 1,84 фунта перца. Напиток следовало кипятить до уварки десятой части, после чего "отнять" огонь, остудить и перелить сбитень в чаны, а через двенадцать часов разлить по бочкам в соотношении шесть частей воды к одной части взвара. Еще двенадцать часов подождать, пока сбитень закиснет, после чего давать его команде. И еще следовало использовать опыт поморов, изготавливавших клюквенный и морошковый "сыропы", на что, кстати, обращал внимание и Кук, отмечавший, что русские не только обладают "искусством из посредственной снеди изготовить вкусные блюда", наподобие "пудинга, или пирога из лососинной икры", но и используют такой полезный продукт, как "ягодный сок".
Но главным противоцинготным средством оставалась квашеная капуста. В случае ее нехватки руководители плавания старались закупить в портах яблоки, картофель, батат, апельсины, тыквы, редьку и репчатый лук. В особых случаях можно было заготовить дикий щавель, брусничный сок и моченую бруснику. А Юрий Лисянский, например, опасаясь, что при переходе через Тихий океан на его "Неве" не будет хватать зелени, приказал добавлять в суп с солониной чайные листья, по воскресеньям же и четвергам матросам полагалась рисовая каша с патокой; по понедельникам и средам им давали пикули, по вторникам и пятницам рисовую кашу варили на "сушеном бульоне".
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым 23-летняя женщина до и после заражения холерой
ПЕРВАЯ АЗИАТСКАЯ ПАНДЕМИЯ ХОЛЕРЫ
Члены комиссии настолько увлеклись расследованием соблюдения противоцинготной профилактики, что прошли мимо важного обстоятельства: Панафидин в рапорте подчеркнул, что, когда "Бородино" пришел в Юго-Восточную Азию, в Кантоне, Маниле и Батавии свирепствовала какая-то болезнь. "Была большая смертность, к счастью еще нашему случившаяся по отбытию нашему из Манилы", — записал он в рапорте от 3 августа 1820 года. Захар Иванович был очень близок к истине в определении причины заболевания на "Бородино", но тогда, разумеется, никто не мог знать, что приход "Бородино" на Яву пришелся на самый пик холерной пандемии, унесшей жизни более 100 тысяч человек!
Пандемия началась в 1817 году в пресноводных мангровых джунглях Сундарбана, нанеся первый удар по Калькутте. Она охватила Юго-Восточную Азию, Восточную Африку, Ближний Восток и Средиземноморское побережье и вошла в историю как Первая азиатская пандемия холеры (1817–1824). Распространялась болезнь с невиданной скоростью, в первую очередь поражая районы со сложной демографической ситуацией, где царила антисанитария. Осенью 1817 года холера двинулась по Гангу, охватывая полуостров Индостан и свирепствуя в расквартированных здесь британских военных лагерях. Ее симптомы проявлялись внезапно: из-за потери организмом жидкости больной высыхал на глазах, превращаясь в живую мумию.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Загрязненная питьевая вода распространяет холеру. Литография XIX века
Возможные причины мутации холерного вибриона связывают с резкими изменениями климатических условий в 1810–1819 годах, к которым подтолкнули несколько, в том числе незадокументированных, вулканических извержений. Самым мощным из них стало катастрофическое извержение вулкана Тамбора на индонезийском острове Сумбава в апреле 1815 года. К таким выводам привело изучение изотопного состава полярных льдов Гренландии и Антарктиды, обнаружившее в слоях тех лет высокие концентрации серной кислоты. В результате был спровоцирован эффект "вулканической зимы", который ощущался на протяжении нескольких лет и вошел в историю как "год без лета": в марте 1816 года в Европе стояла зима, весной было много дождей, шел град и снег, а в июне и июле в Америке начались заморозки. Средняя глобальная температура понизилась на 0,4—0,7°С, а температура земной поверхности в течение летних периодов 1816, 1817 и 1818 годов снизилась соответственно на 0,51°, 0,44° и 0,29°С.
На кораблях европейцев холера быстро пересекла океан, собрав на своем пути обильную смертельную жатву с торговых судов, совершавших рейсы по Юго-Восточной Азии. Как раз в 1817 году, когда холера начала делать первые шаги, американские судовладельцы приступили к организации регулярных рейсов между американскими и европейскими портами. Оживленные транспортные артерии оказались чрезвычайно удобными для невидимых патогенов: корабли превратились в плавучие рассадники холерной заразы. В рапорте Панафидина упоминалось судно датской Ост-Индской компании, прибывшее из Батавии, на котором погибло более половины команды! Сообщил Захар Иванович и о несчастьях, преследовавших 38-пушечный фрегат американских военно-морских сил "Конгресс", который под командованием капитана Джона Хинли в 1820 году возвращался из Кантона в США. На этом знаменитом корабле, прошедшем через горнила англо-американской и берберийских войн США против корсарских государств Северной Африки, погибло 68 человек, 26 из которых стали жертвами холеры. Панафидин, правда, приводил другие цифры: по его данным, на "Конгрессе" умерло 23 человека и 100 человек заболели.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Рекламный плакат XIX века: во время эпидемии холеры вино "Сен-Рафаэль" необходимо иметь в доме
РАССЛЕДОВАНИЕ
Для расследования случившегося на "Бородино" комиссия, подозревавшая главным виновником всего цингу, составила "вопросные пункты", ответить на которые должны были все участники плавания: сам Панафидин, его младший брат, лейтенант Всеволод Панафидин, лейтенанты Петр Чистяков, Дмитрий Никольской, возвращавшийся из Русской Америки Андрей Деливрон, лекарь Емануил Плантен, штурманский помощник 2-го класса Дионисий Зарембо, помощник унтер-офицерского чина Михайло Прокофьев, а также боцманмат Кирило Рейнер и 39 человек нижних чинов.
Изучение предложенных комиссией "вопросных пунктов" позволяет свести их по содержанию в три основные группы. В первую попали вопросы о соблюдении гигиенических правил на корабле: какие средства употреблялись для "очищения воздуха"; как часто менялось белье и мылись койки и "сами люди"; что происходило с одеждой умерших. Вторая группа вопросов относилась к организации карантина: где и каким образом изолировались больные, как за ними осуществлялся уход. В третьей группе — общие вопросы корабельной повседневности, касающиеся закупки свежей провизии и воды, организации досуга. Специальные допросные пункты касались лекаря Плантена. Его расспрашивали о состоянии корабельной аптеки и, что крайне показательно, о реакции Панафидина на требования о закупке необходимых медикаментов. Особое следствие провели в отношении матросов. Их расспрашивали о том, как были организованы вахты, не приходилось ли им выходить больными на вахту, не спали ли они в мокром белье. Комиссию интересовало все — вплоть до мелочей: давали ли матросам чай, ром, делалось ли это только в ненастные дни или по воскресеньям, "имели" ли они "движение" в праздные дни, могли ли отдыхать, петь песни и веселиться.
Фото: Предоставлено автором Так сегодня выглядит Митрофаниевское кладбище. Санкт-Петербург. Ноябрь 2020 года
По итогам расследования комиссия 27 декабря 1821 года признала, что в происшедшем с "Бородино" несчастье вины Панафидина нет. Разобрав "подробности всех обстоятельств подобной болезненности и смертности", комиссия донесла, что "со стороны командира и доктора не было сделано никаких упущений для сохранения здоровья команды и что болезнь происходила, вероятно от местных причин". Если и можно было что-то вменить Панафидину, то только злосчастную воду, набранную в Анжере, но капитан не мог знать о ее вредоносных качествах. "По имению в ней известковых частиц, — констатировала комиссия, — оная вода вредна людям, не привыкшим ее употреблять". Причину болезней комиссия усмотрела также во вредных "испарениях от болотистого острова".
В адрес Панафидина прозвучало только одно обвинение: непродуманная организация карантина и осуществление "беспрестанных работ" во время пребывания "Бородино" в Ново-Архангельске. Однако адресовалось ли обвинение одному Панафидину или рикошетом оно било и по администрации РАК, не принявшей мер по ликвидации инфекционного заболевания? Возможно, где-нибудь в архивах и содержится разгадка этого, но нам пока не удалось обнаружить прямых свидетельств ответственности РАК. Можно только догадываться, какие были задействованы рычаги, чтобы обелить руководство компании. Во всяком случае, косвенно об этом говорит судьба самого Панафидина. После этой истории карьера его сложилась печально: какое-то время он командовал брандвахтенным шлюпом "Открытие" на Свеаборгском рейде, затем его командировали в Архангельск. В апреле 1827 года Панафидина перевели в 1-й штурманский полуэкипаж на должность инспектора классов: дослужился он до чина капитана второго ранга (с переименованием в подполковники) и, не отмеченный никакими наградами за два кругосветных плавания и географические открытия, 11 августа 1830 года скончался от "водяной болезни" в возрасте 44 лет. Похоронен он был на православном кладбище в Кронштадте, ныне не существующем.
Фото: Предоставлено автором Митрофаниевское кладбище. Санкт-Петербург. Ноябрь 2020 года
В решениях комиссии Беллинсгаузена—Лазарева—Торсона содержалось и немало методических рекомендаций по поводу будущих кругосветных экспедиций: организации маршрута, карантина и правил борьбы с цингой. Члены комиссии настоятельно требовали при плавании из Австралии в Ново-Архангельск обходить стороной Яву, Борнео и Суматру. Опасаясь повторения эпидемии, они рекомендовали оставлять больных в русских колониях. Если, например, военный корабль или судно РАК возвращались бы из Русской Америки, обходя мыс Горн без захода на острова Тихого океана и в испанские порты на западном побережье Южной Америки, где в тот момент шла Война за независимость, то следовало "оставлять трудно больных или цингою зараженных в тех краях, до возвращения другаго корабля. Люди же сии нездоровые могут быть поддержкой тому краю или Американской компании". По мнению членов комиссии — опытных моряков, за плечами которых было тяжелое плавание в антарктических широтах, — первейшей обязанностью командира и офицеров корабля являлось охранение здоровья матросов. Водка, вино и ром, как они полагали, приносят не слишком много пользы. Но еще хуже, когда непьющим матросам вместо алкоголя выдают деньги, "ибо многие не пьют водки единственно только ради того, чтобы накопить денег". Намного полезнее алкоголя в условиях тропиков пить чай, причем не только по воскресеньям, так как "беспрерывный днем и ночью пот густит в человеке кровь и наконец производит цингу". Следовало бороться с влажностью, неизменной спутницей цинги — для этого рекомендовалось набивать в постели "коневий вареный волос, а не другой какой, либо шерсть животных, которые легко принимают сырость и удобно оную сохраняют".
В целом же члены комиссии остались верны пищевой противоцинготной диете Кука, дополнив ее новыми ингредиентами и рецептами. При приготовлении, например, овощей и зелени следовало дать продуктам получше упреть, "ибо всякая зелень в теплом климате гораздо жозче, не удобоварима для желудка и не упрявши хорошо, производит понос". Осторожность следовало проявлять и при замачивании солонины. Комиссия советовала "артельные сетки с солониною класть в общую большую сетку из дюймовки или полуторки сделанную, привязав на конце бушприта опустить в море, чтобы колебание и ход корабля, безпрерывно опуская и вынимая из воды и всегда встречая под собою новую воду, в продолжении 4-х, 6-ти, 8-ми часов глядя по надобности, будет удобна к употреблению". Опасения по поводу солонины как источника цинги с членами комиссии разделил и Крузенштерн. В составленной им в 1838 году записке "О сохранении здоровья матросов на кораблях" он подчеркивал возможный вред солонины для здоровья матросов, но только в том случае, если не выдержана правильная технология засолки, перед употреблением с мяса не был удален пропитавшийся солью жир и если подавали его без уксуса и горчицы.
Правда, кое в чем комиссия отошла от методов Кука, сочтя некоторые его рекомендации "безполезными". Скепсис вызвала готовность британского капитана окуривать корабль порохом и уксусом, из-за чего "производится копоть, которая, прилепая к сырым стенам, к палубе, делает не чистоту", а также усиливаются сырость и испарения. Окуривание следовало заменить очисткой воздуха огнем, применив чугунные печки "с проведенными в люк трубами".
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Александр Андреевич Баранов (1746–1819), первый главный правитель русских поселений в Северной Америке (1790–1818)
ОПАСНОСТЬ, КОТОРУЮ ПРОГЛЯДЕЛИ
1 февраля 1822 года заключение комиссии было представлено Александру I. Его авторы остались верны всем постулатам по борьбе с эпидемическими заболеваниями, но благодаря уникальному опыту плавания в антарктических широтах несколько их подкорректировали. И пропустили новую глобальную эпидемию!
Хотя предостережения о новой эпидемиологической угрозе уже поступали. Так, о "некоторых признаках холеры" сообщил Филипп Кашеваров, промышленник в Русской Америке и учитель школы на Кадьяке и в Ново-Архангельске, обративший внимание на необычные симптомы болезни у матросов с "Бородино". Помимо моряков жертвой холеры стал, по-видимому, и первый главный правитель русских колоний в Америке, Александр Баранов. Снятый со своего поста, он весной 1819 года возвращался в Россию. "12 апреля вышли из Батавии, — писали директора РАК В. Крамер и А. Северин главному правителю Русской Америки и зятю Баранова Семену Яновскому, — и после пяти дней выхода, а именно 16 апреля, старец Александр Андреевич, ваш любезный тесть, переселился в вечность. Он, живши в Батавии в трактире, заразился лихорадкою и при старости и дряхлости не мог ее перенесть".
Но разве могли тогда в Петербурге распознать новую болезнь? Возбудитель холеры будет выделен Филиппо Пачини в 1854-м, Джоном Сноу в 1855-м и Робертом Кохом в 1883 году, но перед этим миру придется не один раз пройти через смертоносные эпидемии этой страшной болезни...
Осенью 1823-го холера добралась до Астрахани и Южного Урала, но вымерзла из-за холодной зимы 1823/24 года. В 1830-м в Россию вторглась вторая холерная волна: не встретив поначалу достойного медицинского отпора, она уничтожила около 200 тысяч человек и вызвала серию жестоких погромов и бунтов. Жертвами эпидемии стали бывший морской министр маркиз де Траверсе и генерал-гидрограф флота Гавриил Сарычев. Не пощадила холера и блистательного русского мореплавателя вице-адмирала Василия Головнина, немало сделавшего для процветания Русской Америки. Его похоронили на южной окраине Санкт-Петербурга, возле деревни Тентелевка, где в 1830-х годах появилось специальное холерное кладбище, Митрофаниевское. Кладбище вместе с семейным склепом Головниных разрушили в 1930-х годах, надгробия использовали при постройке административных зданий. Полностью же закрыли кладбище после Великой Отечественной войны. На его месте в 1950-е годы располагалась самая большая в Ленинграде барахолка, а сейчас вся территория бывшего кладбища занята складами, гаражами и свалками.
Послать
ссылку письмом
Распечатать
страницу