Институт языкознания продолжает приуроченный к предстоящему юбилею цикл интервью, посвящённых истории Института. В пятом интервью Елена Шуванникова побеседовала с научным сотрудником сектора ареальной лингвистики Ольгой Иосифовной Романовой.

       Ольга Иосифовна рассказала о своих первых годах в Институте, увольнении Игоря Мельчука, работе над энциклопедией ？Языки мира？, о семинарах Елены Михайловны Вольф и лекциях Энвера Ахмедовича Макаева, институтских капустниках и многом другом.

       О первых годах работы в Институте и увольнении Игоря Мельчука

       Институт тогда помещался во флигеле [усадьбы Голицыных на Волхонке] — маленьком домике с тёмными крохотными комнатками. Было уютно, но ходить нужно было часто, практически каждый день. И надо сказать, что необходимость присутствия была очень полезной. Все друг с другом встречались, были разговоры о науке, на профессиональные темы, и это было неоценимой школой.

       Через полгода после того, как я пришла в Институт, было печально известное заседание Учёного совета, когда выгоняли из Института Игоря Мельчука. Я впервые столкнулась с таким циничным проявлением силы советской власти, и это было для меня, с одной стороны, шоком, а с другой — очень хорошим уроком.

       Об институтских семинарах

       Многие крупные специалисты в своей области вели семинары. Была такая замечательная романист Елена Михайловна Вольф, Вероника Телия из сектора общего языкознания, Нина Давидовна [Арутюнова] читала лекции аспирантам. Основную нагрузку по аспирантским лекциям нёс Энвер Ахмедович Макаев, который был великолепным учителем, именно учителем-профессионалом. Его лекции — совершенно неоценимый опыт. Такого даже в университете не было. И была такая замечательная англист, она занималась семантикой и работала в секторе германских языков — Ольга Николаевна Селиверстова. Она занималась тем, что потом стали называть когнитивной семантикой, но тогда ещё таких терминов не было. У неё был семинар исключительно увлекательный.

       О работе над энциклопедией ？Языки мира？

       Работа в ？Языках мира？ была исключительно плодотворной. Пришлось получать типологические знания — этого было мало в университете. В общем, это была работа на переднем крае в семидесятые и восьмидесятые годы в лингвистике. Было очень увлекательно.

       Об общественной жизни Института

       Институт был очень сплочённым. Многое делалось для сотрудников, для детей сотрудников, что помогало людям проявить свои способности, которые не были востребованы в профессиональной деятельности, и, кроме того, создавало очень дружественную, доброжелательную атмосферу. Например, много лет проводились капустники. Они были невероятно талантливыми, и в них участвовали люди, которые смущались бы в других обстоятельствах. Они выходили на сцену, и все воспринимали это очень доброжелательно. Конечно, это было весело. Причем занимались капустниками далеко не только аспиранты и молодые сотрудники, но и доктора наук — Вероника Телия очень много времени этому уделяла, Марина Журинская, Алик Журинский.

       Были детские праздники, ？ёлки？ для детей проводились обязательно, были кружки рисования для детей. Кроме того, Антонина Ивановна Коваль с Андреем Александровичем [Кибриком] и его сестрой, когда дети были ещё маленькими, ездила по домам сотрудников, у которых были дети, и поздравляла детей с Новым годом, дарили подарки. Андрей Александрович и его сестра готовили какие-то выступления. Детям это очень нравилось. Было очень душевно.

       Полный текст

       — Добрый день, Ольга Иосифовна! Скажите, пожалуйста, когда Вы начали работать в Институте языкознания РАН и каким помните этот институт в те годы?

       — Я пришла в Институт в 1975 году сразу после окончания университета, я закончила романо-германское отделение, и директором тогда была Виктория Николаевна Ярцева. Я закончила университет как англист, писала диплом по истории английского языка и вот как-то попала так, а Ярцева сама была англистом, она тогда незадолго до моего прихода выпустила книжку по истории английского языка. Вот как-то интерес был по этой линии. Но сначала я работала в редгруппе. Тогда была в институте редгруппа, которая готовила коллективные монографии к передаче в издательство ？Наука？, то есть это была предварительная обработка текстов. И потом очень быстро, в течение года, была образована группа ？Языки мира？, которой руководила Марина Андреевна Журинская, и я стала работать с Мариной Андреевной. С этого вот всё началось. Была только идея того, что такое будет представлять из себя энциклопедия ？Языки мира？, Марина Андреевна в основном занималась разработкой словника и типовых схем. Не она одна, она управляла этой работой, был очень большой авторский коллектив, это было безумно интересно. И для меня, после Университета, конечно, это была школа совершенно неоценимая. А институт тогда помещался во флигеле Голицынского дворца на Воздвиженке [усадьбы Голицыных на Волхонке?], сбоку от Пушкинского института – в маленьком таком домике с тёмными комнатками крохотными. Было уютно, но ходить нужно было часто, практически каждый день. И надо сказать, что это, необходимость присутствия... была очень полезной, потому что... Еще в тесном помещении, то есть с одной стороны это было плохо, потому что условия для работы были никудышными, прямо скажем... Но, с другой стороны, все друг с другом встречались, и всё время были какие-то разговоры, эти разговоры были вокруг науки, на профессиональные темы, и это было тоже неоценимой школой.

       — А атмосфера, Вы хотели узнать? Какая была атмосфера? Атмосфера была такая, что... эта атмосфера задавалась двумя силами. С одной стороны, парткомом и людьми, которые непосредственно в партком входили или с ним солидаризовались, и с другой стороны — сотрудники института, которые жили своей жизнью, независимо от идеологии. Ну, мне очень быстро стало понятно, как обстоят дела в Институте в смысле атмосферы и расклада сил, потому что через... меньше чем через полгода после того, как я пришла в институт, было такое печально известное заседание Ученого совета, когда выгоняли из Института Игоря Мельчука. Я впервые столкнулась с таким циничным проявлением силы советской власти, и это было для меня, с одной стороны, шоком, с другой стороны – очень хорошим уроком, потому что в университете как-то у нас не было таких проблем. Мы довольно благополучно проучились, и по отношению к нам власти и администрация факультета никогда не проявляли своей жестокости, скажем так.

       Но вообще в Институте, конечно тон в том, что касается исследовательской работы и научной атмосферы, задавали замечательные профессионалы и специалисты, которые очень щедро (вот это всегда меня удивляло и, кстати, (...) это сейчас меньше встречается) задавали очень крупные ученые, которые делились с коллегами и с молодежью. Многие крупные специалисты в своей области вели семинары. Была такая замечательная романист Елена Михайловна Вольф, Вероника Телия из сектора общего языкознания, Нина Давидовна [Арутюнова] читала лекции аспирантам. Основную нагрузку по аспирантским лекциям нёс Энвер Ахмедович Макаев, который был великолепным учителем, именно учителем-профессионалом. И это совершенно неоценимый опыт, его лекции. Это было совершенно замечательно, такого даже в университете не было у нас. И была такая замечательная англист, она занималась семантикой и работала в секторе германских языков – Ольга Николаевна Селиверстова. И она занималась тем, что потом стали называть когнитивной семантикой, но тогда этого ещё... таких терминов не было. У неё был семинар исключительно увлекательный. Понимаете, люди приходили, были присутственные дни, были, я не помню сколько, два присутственных для кандидатов и докторов. Но люди проводили в Институте гораздо больше времени, чем им предписывалось табелем. И семинары в основном были в неприсутственные дни, поэтому никто не был ограничен временем, и вот в этих крохотных комнатках и в очень небольшом зале для заседаний, в нашем флигеле, люди засиживались просто допоздна, потому что семинары могли длиться и два, и три часа, и четыре, и никто не считал времени. И ведущие семинаров, главное, тратили своё время исключительно щедро. Вот так...

       — Скажите, пожалуйста, происходили ли в стенах института в те годы или чуть позже какие-то события в вашей жизни, которые ярко сказались на Вашей научной жизни или какой-то личной жизни, может быть? Что-то интересное, что повлияло на Вас? Какие-то встречи или события, может быть?

       — Да, ну, самое важное событие, наверно, это увольнение Игоря Мельчука, тут ни убавить, ни прибавить. Всё остальное научное общение было исключительно плодотворным и всё влияло, всё как-то так подвигало, вносило некоторую ясность в мозги, и многое было интересным. Но работа в ？Языках мира？ была исключительно плодотворной, конечно. Типологические знания пришлось как-то получать, этого было мало в университете. В общем, это была работа как бы на переднем крае тогда, в семидесятые-восьмидесятые годы в лингвистике. Было очень увлекательно.

       — Скажите, пожалуйста, можете ли рассказать что-то о традициях Института, о научной школе, в рамках которой проводилась Ваша научная деятельность?

       — О научной школе я, пожалуй, сказала. Это всё было в рамках ？Языков мира？, и я ходила на все семинары, которые меня интересовали. А традиции, знаете, о традициях стоит сказать... о традициях общественной жизни. Институт был очень сплочённым. И многое делалось — из того, чего сейчас нет, — многое делалось для сотрудников и для детей сотрудников, что помогало людям как-то проявиться не только с профессиональной стороны, а проявить свои способности, которые не были востребованы в академической деятельности, и, кроме того, просто создавало очень дружественную, доброжелательную атмосферу. Например, много лет проводились капустники. Этого сейчас нет совсем. Капустники были невероятно талантливыми, и в них участвовали люди, которые смущались бы в других обстоятельствах. Они выходили на сцену и представляли, все это воспринимали, практически все, очень доброжелательно. Конечно, это было весело. И во время капустников, ну вы представляете, что за атмосфера складывается. Причём занимались капустниками далеко не только аспиранты и молодые сотрудники, [но и] доктора наук – Вероника Телия очень много времени этому уделяла, Марина Журинская, Алик Журинский. Были детские праздники, ？ёлки？ для детей проводились обязательно, были кружки для рисования для детей. Кроме того, Антонина Ивановна Коваль с Андреем Александровичем [Кибриком] и с его сестрой, когда дети были ещё маленькими, ездила по домам сотрудников, у которых были дети, и поздравляли детей с Новым годом, дарили подарки. Андрей Александрович и его сестра что-то как-то... готовили какие-то выступления. Детям это очень нравилось.

       — Здорово!

       — Понимаете, это было... Было очень душевно!

       — Скажите, пожалуйста, что Вы помните и могли бы сказать о коллегах по Институту языкознания? Вы некоторых из них уже упомянули, может быть, отдельно хотели о ком-либо сказать, что-то вспомнить, отметить? Как работалось, как сотрудничалось?

       — Ну Вы знаете, люди, с которыми я общалась, были исключительно доброжелательными. Можно упомянуть Татьяну Вячеславовну Булыгину, например, Нину Давидовну Арутюнову, с которой мы жили по соседству и встречались и вне стен института, Марину Андреевну Журинскую, Алика Журинского. Был такой замечательный кельтолог Андрей Королев. Замечательный человек. С Андреем Королевым мы беседовали о литературе. Он очень много читал и у него был ход в Библиотеку иностранной литературы, ему давали оттуда книги, у него там работали знакомые, а он делился этими книгами, он давал их читать. Если Вы можете себе представить, что такое 70–80-е годы, когда литературы было очень мало, контактов внешних за пределами страны было очень мало, книги были на вес золота. И Андрей делился этими книжками, можно было у него взять почитать, потом вернуть, конечно, но ему не было жалко, он не боялся, что потеряют и испортят. Но я ни одной книжки не потеряла и не испортила, а прочитала очень много, благодаря ему. (Пауза.)

       Ну... Вероника Телия. Я кое-кого назвала уже в своём рассказе, боюсь кого-то обидеть. Но вот, пожалуй, самые яркие. Ольга Николаевна Селиверстова. Да, она, к сожалению, рано ушла из жизни. Было много людей.

       — А какой из Ваших проектов Вы считаете наиболее ярким? Я так предполагаю, ？Языки мира？?

       — ？Языки мира？, конечно.

       — Вы всё это время, уже несколько десятков, получается, лет, если посчитать, получается, более сорока... посвятили этой линии...

       — Можно не считать, да (смеётся). Ну практически всю жизнь, всё время, что я проработала в Институте, это были ？Языки мира？. Ну Вы знаете, мне кажется, ？Языки мира？ становятся только лучше со временем, потому что... даже трудно сказать почему, потому что нет той обязательности, которая была при составлении первых томов, например, когда нужно было учитывать ？табель о рангах？ и обязательно нужно было заказывать статьи специалистам, которых нельзя было не включить, нельзя было обидеть. Сейчас такой обязательности нет, поэтому нам пишут иногда совсем молодые авторы, они пишут совсем не хуже, чем маститые, но качество книг, по-моему, только улучшается.

       — Прекрасно. Что Вы можете сказать о специфике работы в Институте языкознания? Есть ли какие-то особенности, может быть, Вы можете сравнить то, что было прежде и что сейчас?

       — (Молчание.)Мне трудно сказать. (...)Я не очень понимаю вопроса, извините.

       — Здесь имеется в виду особенности работы в академических учреждениях, например, в отличие от каких-то коммерческих организаций. (...)

       — Знаете, по отношению к работе, мне кажется, разницы нет никакой. Единственное, здесь может быть неттакой обязательности и подотчетности, потому что очень многое зависит от желания, от доброй воли, от, не знаю, усидчивости, профессионализма.

       — Спасибо. Наблюдаете ли Вы какие-либо позитивные изменения в Институте языкознания за последнее время, и что Вы могли бы сказать о них, если они есть?

       — Институт меняется по мере того, как меняется время. Мне кажется, уже это позитивный знак, не стоит на месте. Конечно, всё меняется, меняются технологии. Не обязательно ходить часто, люди работают дома. И, с другой стороны, есть доступ ко всей литературе. Мне кажется, то, что Институт не стоит на месте, – это очень позитивный знак. (...) Это говорит о его жизнеспособности.

       — Спасибо. И в завершение, что бы Вы хотели пожелать Институту и его сотрудникам в год юбилея?

       — Продолжать развиваться! Ну, для того есть все основания: есть много новых молодых сотрудников, молодая Дирекция. Очень много происходит каких-то встреч и семинаров, и лекций. Приезжает народ из-за границы, и поскольку сейчас уже нет проблемы с иностранными языками, конференции проводятся на английском языке. Когда я пришла, этого нельзя было делать, потому что сотрудники старшего поколения просто не знали иностранных языков, если языки не были их специальностью. Могу пожелать только развиваться, стабильно!

       — Спасибо большое, Ольга Иосифовна, за Ваше время, за Ваши пожелания.

       — Спасибо!

       Расшифровка текста: Артем Беляев (отредактировал Т. А. Майсак)

       Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт языкознания РАН

       125009, Москва, Большой Кисловский пер. 1 стр. 1 (карта)

       Тел.: (495) 690-35-85

       Тел./Факс: (495) 690-05-28

       E-mail: iling@iling-ran.ru

       Facebook | Twitter | YouTube | RSS

       Послать сообщение через форму обратной связи

       ？ 2011–2020 ФГБУН Институт языкознания РАН

       Перейти на старую версию сайта