Репортаж с выставки из московского Музея формы одежды ？Загадка великого Суворова. Почему Екатерина II, принимая полководца во дворце, в угоду ему завешивала зеркала？ имел неожиданный резонанс.
Напомним, помимо прочего, речь в публикации шла и об уникальном экспонате – принадлежавшей великому русскому воителю трости из пробкового дуба, которой он пользовался. Сотрудники исторического хранилища благодаря публикации и по просьбе автора материала экспонат еще раз измерили и взвесили. Причем взвесили – впервые. И теперь это имеет определенное историческое значение. Ибо уже к середине XIX века в России понимали, что ？подробности частной жизни Суворова принадлежат Истории… Много было и будет героев в России, но Суворов только один. Подобного ему не найдем в летописях мира？. Так отмечал в 1842 году петербургский журнал ？Маяк？, представляя страницы для одного из воспоминаний о житье-бытье великого полководца.
Родом из Средиземноморья Вскоре после снятия мерок уникальный экспонат вернулся в свое постоянное обиталище – санкт-петербургский Государственный музей
А. В. Суворова и ныне демонстрируется там в числе ста тысяч единиц хранения. История вещи довольно занимательна, ведь это единственная сохранившая трость великого полководца.
Начать с того, что пробковый дуб, из которого она была сотворена, растет исключительно в считаных присредиземноморских странах (главным образом в Португалии) и кора его идет преимущественно на закупорки бутылок знатных вин. Хозяин же прибегал к помощи данной опоры ？далеко на северах？ – в своем имении Кончанское, что на Новгородчине. И случилось это, как сообщается в табличке при экспонате под музейной витриной, когда полководец пребывал в двухлетней немилости царской пред своим знаменитым Итальянским походом. Прибыл же в тот закоулок земли русской Александр Васильевич 5 мая 1797 года уже ссыльным, из другого своего имения – Кобринского Ключа (ныне город Кобрин в Белоруссии), подаренного ему 18 августа 1795 года Екатериной II за очередную славную викторию в Польше. Не оттуда ли с ним пожаловала и ныне музейная трость?
“ За 120 лет, что трость великого Суворова находилась в музее Санкт-Петербурга, ее ни разу не взвесили ” Конечно, не сам полководец, приверженец весьма скромного, даже аскетического образа жизни и не любитель светских тусовок, прельстился на столь представительную вещь, которые были тогда, как выразились бы ныне, в тренде. А как представляется, в Кобринском Ключе, где он намеревался переждать царскую опалу, трость ему мог презентовать кто-то из двух десятков офицеров, ходивших с ним в битвы. В те дни они прибыли к нему в имение погостить (то-то император Павел I и струхнул: крамолу затевают, всех тотчас удалить от фельдмаршала, следствие учинить!). Вдруг один из них и побывал в местах произрастания редкого дерева, там приобрел эту палку и подарил Александру Васильевичу в качестве шутки – в пику введенного Павлом новшества для военных иметь при себе трость как приложение к форме одежды (да, наряду со шпагой). И Суворов прихватил подарок в Кончанское: монарх повелел без промедления выехать в северное имение – поближе к Петербургу, подальше от армии.
Любопытно, что в седьмом зале Суворовского домика в белорусском Кобрине (райцентр в 41 километре на восток от Бреста) экспонируется небольшое (65х57 сантиметров) полотно ？А. В. Суворов в Кобрине (1800 г.)？ работы белорусского живописца Никодима Ващука, на котором полководец изображен с ручной опорой. Оно отражает второе (и последнее) недолгое посещение им этого места – по возвращении из Итальянского похода. Суворов показан уже тяжело больным – ноги до пола покрыты пледом, и к одной из них прилегает тонкая трость. Но он живо, отнюдь не предсмертно диктует своему адъютанту Егору Фуксу воспоминания о героическом и немыслимом Швейцарском переходе. ？Да, трость явно ？не та кончанская？, что хранится в Суворовском музее？, – подтвердила автору этих строк по запросу главный хранитель фондов Кобринского музея Анна Чеб. Очевидно, ？ту？ Суворов не взял с собой в Италию в силу громоздкости, а может, просто в спешке сборов забыл.
Автору этих строк трость, изготовленная из пары довольно толстых веток с характерной выпуклой, пещеристой корой упомянутого дерева, не могла не показаться очень увесистой на вид, даже тяжелой для субтильного полководца, каким всем представляется Суворов. И невольно вызвала вопрос: ？А сколько ж она весит?？. И с удивлением увидел пожимание плечами главного научного сотрудника невского Госмузея Артемия Тучапского, который и сам нимало удивился: за 120 лет, что экспонат находится в Санкт-Петербурге, его ни разу не взвесили.
Теперь известно, что вес трости – 589 граммов, притом что обычно вес такой штуки, как отмечают в Музее военной формы, ？составляет в среднем от 200 до 500 граммов？. А вкупе с 89-сантиметровой длиной оказалось возможным судить о росте владельца. И по итогам взвешивания сообщили: ？Всегда считалось, что Суворов был небольшого роста, сутуловат и худощав. А тут становится очевидным, что рост великого полководца был от 170 до 180 сантиметров. Притом что по статистике в XVIII веке средний рост солдата составлял 160–165 сантиметров. И получается, что образ маленького сухенького старичка, который рисует воображение большинства из нас, – миф？. А доктор исторических наук Александр Беспалов, который за несколько лет до этого осуществлял измерения предметов одежды, принадлежавших генералиссимусу, уточнил автору этих строк, что рост ？Русского Марса？ (так именовали Суворова поэты) ？скорее всего составлял 171–173 сантиметра？.
Но почему сохранилась только одна такая вещь, если все как бы знают, что великий полководец вроде со второй половины своей жизни не обходился без палочки. И возникает резонный вопрос: а пользовал ли Суворов клюку?
Клюка для полководца Но сначала попробуем разобраться, когда и почему Суворов мог ？взяться за трость？? Исторически просматриваются две версии.
Первая – ранение, полученное 10 (21) мая 1773 года в ходе разведки боем крепости Туртукай на Дунае: там ему в ногу вонзился осколок от разорвавшейся поблизости пушки. Состояние раны тогдашний генерал-аншеф усугубил тем, что не вышел из боя. А как писал один из его биографов, ？поелику не должно было терять времени, то Суворов, лишь отдохнул от удара, прежде всех вскочил в амбразуру и, оттолкнув от себя бородатого янычара, который там находился, и приставив ружье к его груди, приказал своим солдатам следовать за собою？. Но в последующем ？удар？ дал о себе знать, и Суворов – тогда ему было 45 лет, – как не хотел, а вынужден был прибегнуть к ручной опорной ？деревяшке？.
Вторая версия – сугубо бытовая: полководец, поспешно надевая то ли шерстяной носок, то ли сапог, сам себе вонзил в ногу крупную иглу, оставленную его вечным ？Санчо Пансой？ – бессменным заботливым денщиком Прохором Дубасовым (Прошкой). Игла, похоже, сломалась. Личному фельдшеру Науму удалось вытащить только половинку. Это случилось в 1789 году при Фокшанах. ？И прежде турки знали Суворова, но теперь он стал им особенно известен, ему даже дали кличку... Топал-паша, хромой генерал？, – писал в своем считающемся наиболее фундаментальном биографическом исследовании (трехтомное издание 1884 года) Александр Фомич Петрушевский.
В то же время вот что вызывает удивление: ни Петрушевский, ни один из мемуаристов, включая и современников Суворова (да хоть упомянутый выше Фукс), ни разу не вспомнили, что Александр Васильевич когда-либо прибегал к ？палочке-выручалочке？ при ходьбе. Даже приставленный для наблюдения в Кончанском за каждым шагом опального ？Русского вождя побед？ коллежский асессор Юрий Николев. Тому самим царем было строго велено доносить о любой мелочи, всяком движении, едва уловимом чудачестве опального полководца. Но и ретивый шпион Николев запомнил лишь, что его подопечный ковылял по имению ？об одном сапоге и с носком на другой？.
Взял в руки трость в… 1940 году Именно таковым он изображен на паре полотен живописцев рубежа XX века. Пожалуй, особенно выразительно, крупным планом показал это Петр Геллер в сюжете ？Неожиданное послание Павла I к Суворову？ (1902). Именно в таком виде – в туфле с нитяным чулком на одной ноге и в сапоге на другой, при сем без мундира, в жилетке, разве что с орденом Святой Анны – Александр Васильевич принимает 6 февраля 1799 года прискакавшего неожиданно к нему вышколенного да в блестящих сапогах (контраст этот весьма подчеркнут) царского флигель-адъютанта полковника Семена Толбухина. Тот привез датированный двумя днями ранее рескрипт императора, извещающий о ？настоятельном желании Венского Двора, чтоб Вы предводительствовали армиями Его в Италии, и повелевал явиться перед очи его, государя, после чего отбыть вскорости к театру военных действий？.
А на хранящемся в музее Северной столицы полотне Николая Авенировича Шабунина (1866–1907) ？Суворов беседует с крестьянами в селе Кончанском？ (1900) он выписан сидящим в распахнутом фельдмаршальском мундире при орденах на крыльце своего деревянного барского дома – и тоже без одного сапога.
В столь же ？неформенном？ виде он изображен и на полотне уже советского автора Сергея Федоровича Бабкова (1920–1993) ？А. В. Суворов играет в бабки с кончанскими детьми？ (1970). Да, и таким макаром ？кончанский затворник？ иной раз скрашивал свой вынужденный досуг.
Коли так – а художники опирались на мемуарные воспоминания о генералиссимусе – откуда же ？взялась？ трость в руках Суворова в нашем обывательском представлении? Хронологически проанализировав ряд источников, автор этих строк пришел к выводу, что великий полководец ？принял？ ее в руки не раньше… 1940 года. Как такое может быть?!
Вот в чем дело. В том последнем мирном году на экраны СССР вышел фильм ？Суворов？, события в котором начинаются с 1794 года. И в первых же кадрах главный герой ленты, коему уже хорошо за 60 (в замечательном исполнении актера Николая Черкасова), появляется перед зрителями с клюкой. Ею он помогает себе шустро идти вдоль рядов ликующих, славящих его очередную победу войск. Тростью в его руке режиссеры Всеволод Пудовкин и Михаил Доллер, видимо, хотели подчеркнуть, что Суворов ？стар да удал？ и пороху в пороховницах у него не занимать. Такой изначальный образ лишь ？распрямлял？ хозяина трости и много ускорял его ？быстроту и натиск？. Правда, потом та же трость в эпизоде о пребывании полководца в Кончанском уже помогала изобразить на экране и Суворова-старичка.
С тех-то пор и пошло-поехало. Популярное кино это, не раз показанное в годы войны и в последующие, явно крепко повлияло на умы художников и ваятелей в плане представления ими облика генералиссимуса. В 1956 году 45-сантиметрового Суворова – копию киношного – худощавого да в рубахе, с тростью и при шпаге изваял в гипсе, а позже и в чугуне и бронзе ленинградский монументалист Николай Теплов. А у автора этих строк издавна хранится ？наградная？ довольно выразительная 21-сантиметровая чугунная ростовая статуэтка Суворова при трости 1988 года работы плодовитого уральского скульптора Александра Гилева. Примечательно при этом, что ни одной крупной скульптурной композиции подобного рода среди всех многочисленных изваяний генералиссимуса не имеется.
Музейная же пробковая трость привлекла внимание и мастеров кисти. Ее выразительно вложил в длань великого полководца русский и советский художник Иван Степашкин, написавший в 1958 году картину ？А. В. Суворов в селе Кончанском？. Трость – буквально героиня этого довольно приметного среди полотен суворовской живописи творения: она даже изображена на переднем плане, перед владельцем. Предмет как бы подчеркивает прописанное в глазах Суворова глубокое понимание того, что ？жизнь уже сделана？ (а Александр Васильевич намеревался в тот период уйти в монастырь и даже испрашивал высочайшего соизволения на это).
С той же тростью в 1967 году показал ？кончанского затворника？ и уже упомянутый живописец Бабков. Правда, на его полотне полководец отнюдь не пессимистичен: судя по карте под рукой Суворова, а на ней начертана Европа, отчетливо видны Франция, Италия, Англия, Александр Васильевич размышляет о ？судьбах мира, о восходящей звезде Наполеона？.
И ведь действительно в период опалы он внимательно следил за выдающимися успехами последнего, имея в голове восхищение им (？О, как шагает этот юный Бонапарт!？) и предвидение, что ？ежели, на несчастье свое, бросится он в вихрь политический – он погибнет？. Другая рука ？Русского Марса？ жестко обжимает рукоять той самой трости – увы, как бы подчеркивает эту деталь, не шпагу, не саблю, не хотя бы подзорную трубу. Возможно, отчасти художник отразил здесь державинское ？Смотри, как в ясный день, как в буре Суворов тверд, велик всегда!？. Видно, что и на картине граф Рымникский готов сей момент, коль возникнет в нем нужда, несмотря на хромоту, живо помогая себе тростью, поспешить на поле брани.
Напоследок стоит отметить, что хотя после великого полководца и не осталось ни одной трости, кроме необычной пробковой, в наше время некая предприимчивая фирма вот уже ряд лет предлагает к продаже товар, именуемый ？Трость для ходьбы ？Суворов？, каштановая-вороненая？. За 3950 рублей.
Павел Брунтальский
Опубликовано в выпуске № 36 (899) за 21 сентября 2021 года