Проводимая украинскими властями политика дерусификации закладывает основы для конфликта на Украине после окончания войны. Об этом пишет Politico.
Автор статьи — редактор раздела ?Мнения? европейской редакции Politico Джейми Деттмер пишет, что ускоренный войной процесс устранения русского культурного и языкового влияния на Украине — непростая задача, которая может быть несправедливой в отношении четверти украинцев, которые идентифицируют себя как русскоязычные.
?Дерусификация была и до февральского вторжения. В январе Human Rights Watch выразила озабоченность отсутствием защиты русскоязычных в новом законе о государственном языке?, — пишет автор.
С начала спецоперации, по его оценке, дерусификация пошла еще более быстрыми темпами.
?Но исторически украинская и российская культуры неразрывно связаны и вносят свой вклад в формирование друг друга — во благо или во зло. Свидетельство тому — народный поэт Украины Тарас Шевченко, которого считают одним из основоположников современной украинской литературы.
Его почитают за его стихи, написанные на украинском языке. Но он также писал и на русском языке?, — пишет автор публикации.
Он считает, что дерусификация создаёт для Украины проблемы и сейчас, и в будущем, так как ?стремление отказаться от всего русского дает пищу кремлевским пропагандистам, разжигая антиукраинские настроения как в России, так и среди русскоязычных и этнических русских в Украине.
Но что еще важнее — агрессивная дерусификация еще больше затруднит примирение и мирное сосуществование для всех украинцев, независимо от их традиций и прошлого?.
?В своей речи в День независимости Зеленский пообещал, что киевские силы вернут оккупированный Россией Крым. Но если этот день наступит, то как Киев подойдет к дерусификации? Будет ли он по-прежнему настаивать на использовании украинского языка в большинстве аспектов общественной жизни на полуострове, где 65% населения составляют русские?
Пока Украина пытается выиграть эту войну, ей также нужно думать о том, как добиться мира?, — заключает редактор Politico.
Читайте также: Мова — идеология или язык?