Стихи

       Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 2024

       Долгарева Анна Петровна — поэт, военный журналист. Родилась в 1988 году в Харькове. Окончила Харьковский национальный университет по специальности ？неорганическая химия？ (2010), Луганский государственный университет имени В.Н.Даля по специальности ？политология？ (2017), Институт прикладной психологии в социальной сфере по специальности ？практический психолог？ (2021). Публиковалась в журналах ？Дружба народов？, ？Нева？, ？Урал？, ？Крещатик？ и др. Автор семи поэтических сборников, среди них ？Красная ягода, чёрная земля？ (М., 2023), ？За рекой Смородиной？ (СПб, 2023). Лауреат многих литературных премий. Живёт в Москве и Санкт-Петербурге.

       * * *

       Старики говорят,

       Не было никакой земли поначалу,

       А была вода и над ней во мраке носилась птица,

       Не было для неё ни гнезда, ни причала,

       Негде ей было тогда приютиться.

       И свила она гнездо из перьев своих тогда,

       И его приняла вода,

       И это стала первая суша,

       Первая во всём мире земля.

       А потом на ней появились сады и поля,

       А потом на ней появились войны.

       Без войны земли не бывает.

       Бьётся вода о берег, оставляя промоины,

       И вода живая, и земля тоже живая.

       * * *

       В лодочке качается князь Глеб,

       А из глаз ушли и тоска, и страх.

       ？Да за что погиб ты?？ —

       ？За чёрный хлеб,

       За парное молоко в материнских руках.

       Я единой Руси для братьев хотел,

       Скомороший, чудной, бестолковый шут,

       Вот я и плыву через лагерь тел,

       И всё кровь мою подтереть прошу.

       За селянина, что сгоняет овец

       Под прозрачной пылью к малому пруду.

       Чтобы сын мужал и не трусил отец,

       Чтобы привычны были не к войне, а к труду.

       Но чего-то вышло, идёт печенег,

       Да кривая сабля, да чёрная рать.

       Вот какая доля досталась мне:

       Не в бою, а от повара помирать.

       Только будет, будет святая Русь

       Из костей Бориса да крови моей.

       И не будет иначе — смотри, не трусь,

       Кровь всему голова, так будет верней？.

       * * *

       Я живу в этом смутном холодном краю,

       Где цветёт иван-чай, где до света встают,

       Где учителем бабка была и дед,

       А другого мне края на свете нет.

       Здесь по осени сеном кормят коров,

       Здесь не принято в хату пускать мертвяков,

       Хотя Варин-то муж к ней ходил и ходил,

       Подходил и стоял у окошка один.

       И по осени славно так топится печь,

       И так ладно выходит неспешная речь.

       Вот иди так, с востока на запад иди,

       И такие же лица везде впереди,

       Без стыда и упрёка, без лишних страстей.

       Приноси разговор и дождись новостей.

       Не дорога идёт, а одна колея…

       О родная, родная, родная моя!

       * * *

       Господи, что это, что же вокруг меня?

       Белое, белое, светится, сребреня,

       Только и думаешь в этом, насколько один,

       Маленький, маленький человек посреди.

       Было же, было: родители со двора

       Ужинать забирали, такая пора,

       Варежки на резинке, капор и шарф,

       Голая неосмысленная душа.

       А тут чего-то, Господи, погляди,

       Белые все торосы, я посреди,

       Небо такое большое, что можно щекой

       Приложиться к нему — и будет тогда покой.

       Небо большое, и в небе извечный Бог.

       Кошкой большой прижимается, словно бок

       Её пахнет шапкой, нежностью и теплом.

       И молодые снежинки метут напролом.

       * * *

       Ледяная под утро приходит тоска,

       И стучится, и крутит сверлом у виска,

       За всех тех, кто не с нами отныне.

       Никакого сейчас, никакого потом,

       И хотелось бы рядом хотя бы с котом,

       Но и он на окно отпружинил.

       Никого не спасти, никого не сберечь,

       Остаётся смертельная русская речь

       И бесстрастные снегопады.

       Это наша война, это наша судьба,

       Это крест только-только касается лба,

       Это город в окружье осады.

       Только сердце живое болит до сих пор

       Да вот так — да за каждый разбомбленный двор,

       И не спится, и кот не приходит.

       Это чёрная ночь среди белых снегов,

       Когда мир оглушительно, бешено нов

       В обречённой своей несвободе.

       * * *

       Глубокозимье. Спит вода на дне,

       И птицы подлетают ближе, ближе

       К жилью. Деревьям снится о весне

       В закате фиолетовом и рыжем.

       Но спит вода, тверда она, тверда,

       И рыбы серебристые заснули.

       Я так тебя любила, что всегда

       Молилась, чтоб Господь отвёл от пули.

       Глубокозимье. Белый снег пустой,

       Зелёный лёд, замолкнувшие птицы.

       Я так тебя любила, ну и что?

       Уходит в землю всё, что сохранится.

       Живи, живи, одно прошу, живи,

       Как будет — будет, и что должно — делай.

       Есть в мире что-то более любви,

       И это — нежность за её пределом.

       * * *

       Мы вообще не виделись. Ты был на войне.

       Отвечал через раз, ловя проблески Интернета.

       Так что говорила с тобой я больше во сне.

       И летела, летела, летела планета.

       Женской ладонью не отвести беду,

       Но я молилась словами любви измотанной,

       И ты возвращался, и таяло солнце в пруду,

       Я понимала: вот оно,

       То, что зовётся любовью: не дом, не семья,

       Вообще не какие-то отношения.

       А только вот эта молитва, молитва моя

       И раз за разом твои возвращения.

       Человек

       * * *

       Человек, идущий в заснеженной темноте,

       Подобен царапине на холсте,

       Он излишен и мал, и дорога его туда,

       Где начинаются холода.

       * * *

       В эпоху отчаянных перемен и кровавых жертв,

       На самой грани стального века,

       Человек ищет Бога. Это вечный сюжет.

       Но ищет ли Бог потерянного человека?

       * * *

       Господи Боже, найди меня.

       Я вышла в зыбучий медленный снегопад,

       Белизна такая — ни следочка, ни пня,

       Только и остаётся брести наугад.

       Долгарева Анна Петровна — поэт, военный журналист. Родилась в 1988 году в Харькове. Окончила Харьковский национальный университет по специальности ？неорганическая химия？ (2010), Луганский государственный университет имени В.Н.Даля по специальности ？политология？ (2017), Институт прикладной психологии в социальной сфере по специальности ？практический психолог？ (2021). Публиковалась в журналах ？Дружба народов？, ？Нева？, ？Урал？, ？Крещатик？ и др. Автор семи поэтических сборников, среди них ？Красная ягода, чёрная земля？ (М., 2023), ？За рекой Смородиной？ (СПб, 2023). Лауреат многих литературных премий. Живёт в Москве и Санкт-Петербурге.

       * * *

       Старики говорят,

       Не было никакой земли поначалу,

       А была вода и над ней во мраке носилась птица,

       Не было для неё ни гнезда, ни причала,

       Негде ей было тогда приютиться.

       И свила она гнездо из перьев своих тогда,

       И его приняла вода,

       И это стала первая суша,

       Первая во всём мире земля.

       А потом на ней появились сады и поля,

       А потом на ней появились войны.

       Без войны земли не бывает.

       Бьётся вода о берег, оставляя промоины,

       И вода живая, и земля тоже живая.

       * * *

       В лодочке качается князь Глеб,

       А из глаз ушли и тоска, и страх.

       ？Да за что погиб ты?？ —

       ？За чёрный хлеб,

       За парное молоко в материнских руках.

       Я единой Руси для братьев хотел,

       Скомороший, чудной, бестолковый шут,

       Вот я и плыву через лагерь тел,

       И всё кровь мою подтереть прошу.

       За селянина, что сгоняет овец

       Под прозрачной пылью к малому пруду.

       Чтобы сын мужал и не трусил отец,

       Чтобы привычны были не к войне, а к труду.

       Но чего-то вышло, идёт печенег,

       Да кривая сабля, да чёрная рать.

       Вот какая доля досталась мне:

       Не в бою, а от повара помирать.

       Только будет, будет святая Русь

       Из костей Бориса да крови моей.

       И не будет иначе — смотри, не трусь,

       Кровь всему голова, так будет верней？.

       * * *

       Я живу в этом смутном холодном краю,

       Где цветёт иван-чай, где до света встают,

       Где учителем бабка была и дед,

       А другого мне края на свете нет.

       Здесь по осени сеном кормят коров,

       Здесь не принято в хату пускать мертвяков,

       Хотя Варин-то муж к ней ходил и ходил,

       Подходил и стоял у окошка один.

       И по осени славно так топится печь,

       И так ладно выходит неспешная речь.

       Вот иди так, с востока на запад иди,

       И такие же лица везде впереди,

       Без стыда и упрёка, без лишних страстей.

       Приноси разговор и дождись новостей.

       Не дорога идёт, а одна колея…

       О родная, родная, родная моя!

       * * *

       Господи, что это, что же вокруг меня?

       Белое, белое, светится, сребреня,

       Только и думаешь в этом, насколько один,

       Маленький, маленький человек посреди.

       Было же, было: родители со двора

       Ужинать забирали, такая пора,

       Варежки на резинке, капор и шарф,

       Голая неосмысленная душа.

       А тут чего-то, Господи, погляди,

       Белые все торосы, я посреди,

       Небо такое большое, что можно щекой

       Приложиться к нему — и будет тогда покой.

       Небо большое, и в небе извечный Бог.

       Кошкой большой прижимается, словно бок

       Её пахнет шапкой, нежностью и теплом.

       И молодые снежинки метут напролом.

       * * *

       Ледяная под утро приходит тоска,

       И стучится, и крутит сверлом у виска,

       За всех тех, кто не с нами отныне.

       Никакого сейчас, никакого потом,

       И хотелось бы рядом хотя бы с котом,

       Но и он на окно отпружинил.

       Никого не спасти, никого не сберечь,

       Остаётся смертельная русская речь

       И бесстрастные снегопады.

       Это наша война, это наша судьба,

       Это крест только-только касается лба,

       Это город в окружье осады.

       Только сердце живое болит до сих пор

       Да вот так — да за каждый разбомбленный двор,

       И не спится, и кот не приходит.

       Это чёрная ночь среди белых снегов,

       Когда мир оглушительно, бешено нов

       В обречённой своей несвободе.

       * * *

       Глубокозимье. Спит вода на дне,

       И птицы подлетают ближе, ближе

       К жилью. Деревьям снится о весне

       В закате фиолетовом и рыжем.

       Но спит вода, тверда она, тверда,

       И рыбы серебристые заснули.

       Я так тебя любила, что всегда

       Молилась, чтоб Господь отвёл от пули.

       Глубокозимье. Белый снег пустой,

       Зелёный лёд, замолкнувшие птицы.

       Я так тебя любила, ну и что?

       Уходит в землю всё, что сохранится.

       Живи, живи, одно прошу, живи,

       Как будет — будет, и что должно — делай.

       Есть в мире что-то более любви,

       И это — нежность за её пределом.

       * * *

       Мы вообще не виделись. Ты был на войне.

       Отвечал через раз, ловя проблески Интернета.

       Так что говорила с тобой я больше во сне.

       И летела, летела, летела планета.

       Женской ладонью не отвести беду,

       Но я молилась словами любви измотанной,

       И ты возвращался, и таяло солнце в пруду,

       Я понимала: вот оно,

       То, что зовётся любовью: не дом, не семья,

       Вообще не какие-то отношения.

       А только вот эта молитва, молитва моя

       И раз за разом твои возвращения.

       Человек

       * * *

       Человек, идущий в заснеженной темноте,

       Подобен царапине на холсте,

       Он излишен и мал, и дорога его туда,

       Где начинаются холода.

       * * *

       В эпоху отчаянных перемен и кровавых жертв,

       На самой грани стального века,

       Человек ищет Бога. Это вечный сюжет.

       Но ищет ли Бог потерянного человека?

       * * *

       Господи Боже, найди меня.

       Я вышла в зыбучий медленный снегопад,

       Белизна такая — ни следочка, ни пня,

       Только и остаётся брести наугад.