Арктический регион традиционно занимает важное место в международной повестке. В первой половине 2020-х гг. он превратился в пространство открытой конкуренции великих держав. Президент США Д. Трамп, стремящийся усилить политическое влияние в регионе, открыто заявляет о необходимости ？присоединения？ Гренландии и Канады к Соединенным Штатам под предлогом укрепления национальной безопасности. НАТО также укрепляет позиции в приполярной зоне, совершенствуя инфраструктуру и усиливая военное присутствие. Россия же увеличивает инвестиции в инфраструктуру Северного морского пути (СМП) и занимается актуализацией арктической стратегии. Китай последовательно расширяет научную и транспортно-логистическую активность в высоких широтах. И это только небольшая часть процессов, наблюдаемых в регионе.
Особая значимость Арктики обусловлена несколькими факторами: природными ресурсами, потенциально перспективными транспортными маршрутами и военно-стратегической значимостью. По оценкам экспертов, в недрах региона содержится около 22% мировых неразведанных ресурсов углеводородов: 13% нефти, 30% природного газа, 20% газоконденсата. В Арктике также расположены кратчайшие морские маршруты из Европы в Азию — это не только СМП, пролегающий через российские арктические воды, но и Северо-Западный проход (СЗП) — морской путь из Атлантического океана в Тихий через Канадский арктический архипелаг. Согласно оценкам исследователей РАН этого года, к 2050 году в морях российской Арктики ожидается увеличение продолжительности сезона открытой воды на 1,5–2 месяца, к концу же XXI в. при умеренном сценарии изменения климата (SSP2-4.5) она может составить 2,5–3,5 месяца, а при более агрессивном (SSP5-8.5) — от 4 до 5,5 месяцев. При этом, по данным Trans.info, путь из Роттердама в Шанхай по Северному морскому пути уже примерно на 24% короче, чем маршрут через Суэцкий канал, что усиливает роль Арктики как важного элемента в глобальной логистической системе. Более того, регион обладает военно-стратегической значимостью. Географическое положение Арктики — от Кольского полуострова и Шпицбергена до Берингова пролива и Канадского Арктического архипелага — делает регион уникальным узлом пересечения интересов. Помимо важных морских маршрутов, здесь расположены сухопутные зоны стратегического базирования — Кольский полуостров, Гренландия и Аляска. Это все делает Арктику объектом повышенного интереса и ареной соперничества ведущих международных игроков, что создает риски для региональной стабильности.
На фоне обострения геополитической конкуренции, роста военной активности и увеличения вовлеченности как арктических, так и неарктических стран в процессы освоения и контроля над ресурсами и маршрутами региона способность существующих многосторонних институтов регулировать процессы в регионе снижается. Долгое время ключевой платформой для согласования подходов в Арктике оставался Арктический совет, созданный в 1996 г. восемью странами региона — Данией, Исландией, Канадой, Норвегией, Россией, США, Финляндией и Швецией. Его мандат изначально охватывал экологические вопросы, устойчивое развитие и защиту прав коренных народов, но исключал повестку безопасности, что снижало роль Совета в формировании стратегической архитектуры высоких широт. Однако в 2022 г. из-за геополитического кризиса деятельность организации оказалась фактически парализована: страны-члены приостановили сотрудничество с РФ. Диалог возобновился только к концу 2023 г., а в 2024 г. вновь заработали экспертные группы с участием России, но пока только в онлайн-формате. Геополитическая ситуация и связанные с ней амбиции участников существенно осложняют работу организации, способствуют эрозии прежней модели коллективного регулирования в Арктике. Одновременно усиливается активность внерегиональных игроков — в первую очередь Китая, который ранее был ограничен формальными рамками наблюдателя, а сегодня наращивает экономическое, научное и дипломатическое присутствие, включается в борьбу за ресурсы, транспортные маршруты и влияние в регионе.
В этих условиях обращает на себя внимание трансформация американской стратегии в Арктике как важное условие для региональной безопасности и развития, а также формирования российской внешней политики в регионе.
Эволюция арктической стратегии США
Роман Жилин:
Концептуальный подход России к Арктике: закономерное переосмысление и сигнал для международного сообщества
Арктика не входила в число приоритетных направлений США до начала XXI в. Интерес к региону начал формироваться после приобретения Аляски у Российской империи в 1867 г., что сделало США арктическим государством, но проявлялся эпизодически. Вплоть до окончания холодной войны целостной арктической стратегии не существовало. Регион оставался в тени глобальных приоритетов и воспринимался преимущественно в научно-экологическом контексте, а также с точки зрения национальной обороны, что, впрочем, придавало ему немаловажное значение в стратегических расчетах. Лишь в 1994 г. администрация У. Клинтона приняла директиву №С-26 — первый документ, в котором были обозначены политические ориентиры США в отношении Арктики и Антарктики. В нем подчеркивалось, что окончание конфронтации с СССР открыло новые возможности для взаимодействия арктических государств, прежде всего в рамках международного сотрудничества и экологической повестки.
С конца 2000-х гг. США стали формировать более последовательную арктическую повестку. Американская политика в регионе прошла несколько этапов развития. Началом первого можно считать Президентскую директиву от 2009 г., в которой Арктика была впервые признана пространством, имеющим стратегическое значение для энергетической безопасности и обороны США. В 2013 г. была утверждена ？Национальная стратегия по арктическому региону？, делавшая акцент на приоритеты свободы навигации, охраны окружающей среды, использования природных ресурсов и взаимодействия с союзниками. Следующим этапом стало принятие в октябре 2022 г. обновленной арктической стратегии, которая в очередной раз зафиксировала четыре взаимосвязанных направления для работы в регионе: обеспечение безопасности, устойчивое развитие, международное сотрудничество и реагирование на климатические вызовы, но имела уже несколько иную тональность. Если стратегия 2013 г. была ориентирована на сотрудничество, устойчивое развитие и научные исследования, а регион рассматривался как пространство возможностей и мирного взаимодействия, прежде всего в рамках Арктического совета, то стратегия 2022 г. фокусируется на стратегическом соперничестве с Россией и Китаем, усилении военного присутствия, защите национальных интересов и укреплении партнерств с союзниками. Арктическая стратегия Министерства обороны США, опубликованная в июле 2024 г., еще больше закрепила курс на конфронтацию. В ней прямо указывается на необходимость ？повышения готовности войск к действиям в условиях высоких широт？, а также ？углубления взаимодействия с партнерами и союзниками？. В настоящее время США приступили к модернизации арктической инфраструктуры, расширению наблюдательных возможностей и активизации совместных операций с союзниками по НАТО.
Военное присутствие США и политика проекции силы
В основном стратегические возможности США в высоких широтах ограничены из-за слабой инфраструктурной базы. Проблема заключается в неспособности масштабировать и поддерживать стабильное военное присутствие. США располагают ограниченным количеством арктически адаптированной техники и баз, остро нуждаются в модернизации логистической системы, расширении штаба подготовленного персонала. Географическое размещение объектов также снижает их эффективность и является ограничением для возможных оперативных действий в арктических условиях. Основными точками военного присутствия США остаются авиабаза Питуффик в северо-западной части Гренландии и несколько объектов на Аляске, большинство из которых расположены южнее Полярного круга. Но здесь следует сделать оговорку: американская стратегия не предполагает обязательного создания новых военных баз, ставка делается на принцип ？присутствия？, а не постоянного размещения. В этом контексте важную роль играют атомные подводные лодки, обладающие высокой мобильностью. Однако и здесь проявляется уязвимость: отсутствие устойчивой арктической логистики и инфраструктурной поддержки ограничивает возможности США по ведению операций на значительном удалении и в течение длительного времени. Также в США остро ощущается нехватка ледоколов — американский арктический флот в настоящее время ограничен всего двумя океанскими судами. Столько же, например, имеет и Китай, который не является арктической державой, в то время как Россия располагает 41 ледоколом, включая атомные. Эта стратегическая асимметрия объясняет развитие ситуации по сценарию ？дилеммы безопасности？: с первых дней второго президентского срока Д. Трамп заявил о планах по покупке 48 новых судов, а весной 2025 г. Конгресс утвердил программу модернизации флота — 8,6 млрд долл. на строительство до девяти новых ледоколов. Однако реализация требует времени и согласованности, чего зачастую не хватает в условиях внутренней политической нестабильности.
Филипп Петросян:
Трансарктический коридор: аргумент логистической гонки
Сегодня особое внимание в арктической политике США уделяется формированию ？северной дуги сдерживания？ — системы военного и политического присутствия в регионе, охватывающей ключевые арктические и приарктические рубежи от Аляски до Северной Европы. Это отражается в активном участии Вашингтона в ряде крупных военных учений, проведенных в 2025 г.: JPMRC 25？02 на Аляске, Arctic Forge 25 в Финляндии и Joint Viking 25 в Норвегии. Активизируется сотрудничество с Канадой по линии модернизации NORAD — совместной программы, направленной на создание многоуровневой системы обороны в Арктике, способной противостоять стратегическим бомбардировщикам, а также баллистическим, крылатым и гиперзвуковым ракетам.
Наряду с этим продолжается модернизация самой базы Питуффик в Гренландии. В 2025 г. остров дважды за короткий период посетили высокопоставленные представители США: в январе состоялся визит Д. Трампа-мл. и еще нескольких доверенных лиц избранного президента, а в марте — правительственной делегации во главе с вице-президентом Дж. Д. Вэнсом. Это стало еще одним свидетельством растущего интереса Вашингтона к Арктике как к региону стратегической важности. Высшее руководство намерено превратить военную базу Питуффик в опорную точку проекции силы, что поможет обеспечить контроль над Западной Арктикой и Северной Атлантикой благодаря выгодному геостратегическому положению. Однако такой подход не нов — подобные прецеденты уже были в прошлом: еще во время Второй мировой войны военные объекты США на территории Гренландии, включая авиабазы и морские пункты базирования, играли ключевую роль в сдерживании стран ？оси？, а в период холодной войны — СССР. Сегодняшняя активизация американской политики на острове уже сопровождается публичными заявлениями о необходимости пересмотра статуса Гренландии, обсуждается возможное соглашение о свободной ассоциации с островом, что фактически поднимает вопрос об институционализации американского присутствия в этом регионе.
Отстранение полковника С. Мейерс с поста командира базы Питуффик в апреле после ее несогласия с критикой вице-президента Дж. Д. Вэнса в адрес Дании и его заявлениями о неспособности Королевства обеспечить должную безопасность острова наглядно показало, что Вашингтон жестко контролирует свою арктическую политику и не потерпит даже намека на инакомыслие в вопросах, касающихся Гренландии. Параллельно усиливается разведывательная активность США, а передача контроля над островом Северному командованию Вооруженных сил США (Northern Command) свидетельствует о намерении трансформировать военное присутствие в более структурированную форму.
Энергетические интересы США в Арктике
Интерес США к Арктике во многом обусловлен и ее энергетическим и сырьевым потенциалом. В условиях торговых войн с Китаем, санкционного противостояния с Россией и сокращения объемов импорта с Ближнего Востока [1] США стремятся к диверсификации источников критически важных ресурсов. 20 января 2025 г., в первый день своего второго президентского срока, Д. Трамп подписал указ, направленный на активное освоение природных ресурсов Аляски. Документ фактически объявил курс на сворачивание экологических ограничений ради ускоренного развития добывающей отрасли, в том числе в ранее запрещенных зонах. Указ предусматривает отмену мораториев и запретов на разведку нефти и газа, восстановление ранее выданных лицензий и разрешений, а также ускорение процедур по выдаче новых — на бурение, строительство инфраструктуры и прокладку трубопроводов, особенно в рамках проектов по добыче сжиженного природного газа (СПГ). Подтверждением стратегической важности региона служит участие Японии, Южной Кореи и Тайваня в обсуждении проекта арктического трубопровода стоимостью 44 млрд долл. Кроме ресурсного аспекта, возрастает значимость логистической составляющей арктического присутствия США. Атаки хуситов в Красном море вынудили ряд судоходных компаний изменить маршруты, а засуха периодически сильно сказывается на объеме грузопотока через Панамский канал. Поэтому для США становится необходимым развитие альтернативных транспортных коридоров, включая маршруты, проходящие через Арктику.
Однако внешняя активизация сопровождается внутренними перекосами. На фоне усиления военно-политической деятельности в Арктике США сталкиваются с существенным ослаблением научного присутствия в регионе. В феврале 2025 г. из Национального управления океанических и атмосферных исследований (NOAA) были уволены несколько сотен сотрудников, включая полевых исследователей, климатологов и специалистов по мониторингу. В июле должностей лишились два высокопоставленных представителя агентства — Стив Вольц и Джефф Диллен. Был также предложен масштабный пересмотр бюджета NOAA, предусматривающий сокращение финансирования на 25–27 % уже в 2026 г. Дополнительным симптомом научного свертывания стало снижение международной активности американских ученых: представители федеральных агентств, включая NOAA и Национальный научный фонд (NSF), значительно сократили участие в международных конференциях. Так, в 2025 г. делегация США не присутствовала на Arctic Science Summit Week. Подобная ситуация негативно отражается на объеме и качестве сбора климатических данных, затрудняют анализ критически важной информации и в целом ослабляет позиции Вашингтона в сфере научной дипломатии.
Что касается институциональных проблем, то достаточно упомянуть заморозку поста посла по особым поручениям по Арктике, оставшегося вакантным после смены администрации в январе 2025 г. В совокупности все это сигнализирует о нарастающем дисбалансе между стратегическими амбициями США в Арктике и их реальными возможностями.
Геополитический треугольник: США, Россия и Китай
Наталья Вяхирева:
Станет ли Арктика территорией диалога?
Арктическое пространство все чаще рассматривается в США как потенциальная точка напряженности, где главной угрозой представители Белого дома считают Россию и Китай. Это отмечается как в арктических стратегиях, так и в последнем докладе разведывательного сообщества США ？Annual Threat Assessment？, опубликованном в марте 2025 г. и отражающем оценку новой администрации Трампа в отношении краткосрочных и среднесрочных угроз.
Американская сторона указывает, что, хотя Китай не является арктической державой, он последовательно интегрирует регион в свои внешнеполитические и экономические планы. Пекин стремится диверсифицировать источники энергоресурсов, расширить дипломатическое влияние и легитимизировать глобальное присутствие. На фоне роста международной напряженности и ослабления традиционных многосторонних механизмов, таких, как Арктический совет, Китай предпринимает усилия по интернационализации Арктики, а также стремится расширить свое присутствие в регионе через научное сотрудничество и экономические инициативы . Тем не менее никаких конкретных мер в отношении Китая со стороны США, кроме ответного увеличения активности в высоких широтах и использования китайской угрозы как повода для милитаризации Гренландии, предпринято не было.
Согласно оценке российского руководства, Арктика — критически важная территория с точки зрения национальной безопасности страны. В отличие от США, Россия демонстрирует гораздо более высокую степень готовности к действиям в Арктике. В распоряжении Москвы — централизованное военное командование, разветвленная сеть аэродромов, портов, средств связи, навигации, а также эшелонированные системы ПВО и ПРО. Вашингтон, в свою очередь, выражает обеспокоенность масштабным военным присутствием России в высоких широтах. Также важный вопрос — статус Северного морского пути: в Москве считают его акваторию, охватывающую внутренние морские воды, территориальное море, прилежащую зону и исключительную экономическую зону России, национальным морским пространством, тогда как в США — транснациональным пространством.
На этом фоне взаимодействие двух стран в Арктике в 2025 г. остается противоречивым. Так, в феврале 2025 г. в ходе российско-американских переговоров в Эр-Рияде была затронута тема о возможных совместных проектах в Арктике — в частности, в сфере разведки ресурсов и развития торговых маршрутов. Позже, по итогам апрельской встречи в Вашингтоне, К. Дмитриев сообщил, что одним из направлений сотрудничества может стать совместная разработка редкоземельных металлов. В том же месяце Н. Патрушев отметил, что существуют предпосылки к возобновлению сотрудничества в регионе. По его словам, еще в период первой администрации Д. Трампа это рассматривалось как перспективное направление взаимодействия. С другой стороны, системные противоречия — включая расхождения в трактовке правового статуса СМП, военно-стратегическое соперничество, конкуренцию за ресурсы и влияние, а также ограничения, обусловленные санкциями и альянсными обязательствами США, — в совокупности с противоположными интересами и сложившейся конфигурацией сил не позволяют сразу перейти от конфронтации к устойчивому сотрудничеству. На фоне ограниченных возможностей прямого военного давления Вашингтон по？прежнему опирается на санкции как на главный рычаг воздействия на Россию, которые в том числе затронули энергетический сектор в Арктике. В 2025 г. были ужесточены экспортные ограничения на поставку высокотехнологичного оборудования для российских проектов; отдельные меры затронули смешанные перевозки нефти, СПГ и продукции ？Газпром нефти？, что сузило рынок сбыта и усилило зависимость Москвы от внешнеэкономических посредников и альтернативных логистических решений. Логическим продолжением стало июльское заявление министра энергетики США Криса Райта о готовности применить вторичные санкции к государствам？импортерам российской нефти, что потенциально может сказаться и на арктических проектах. Санкционную компоненту дополняют меры военно？политического сдерживания. НАТО при активной поддержке США расширяет арктические учения, позиционируя их как ответ на растущую милитаризацию российского Заполярья. Параллельно с этим Вашингтон усиливает нормативно？административное воздействие: в апреле Федеральная морская комиссия начала комплексную оценку семи глобальных морских коридоров, включив в список и СМП, что сказалось на росте напряженности вокруг этого региона. В итоге экономическое давление и демонстрация силовой готовности формируют единую стратегию принуждения, призванную осложнить задействование Россией своих арктических преимуществ и ограничить ее маневры в регионе.
Важно отметить, что в США присутствует обеспокоенность относительно сотрудничества Китая и России. Об этом упоминается как на уровне стратегических документов, так и в обращениях официальных представителей Белого дома. Россия в условиях растущего давления со стороны стран Запада ускорила ？поворот на Восток？, и в 2024 г. российско-китайское взаимодействие вышло на новый уровень: Пекин и Москва углубили партнерство в энергетике, логистике и инфраструктурных проектах. КНР, в частности, стал ключевым импортером российской нефти и нефтепродуктов, значительно увеличил поставки газа из России. Одновременно с этим китайские поставки промышленного оборудования, включая судостроительные и добывающие технологии, частично компенсировали Москве ограниченный доступ к западным технологиям. Особое внимание в США уделяется военному измерению этого взаимодействия. Речь идет о совместных патрулированиях, учениях и обмене опытом между береговыми службами.
Однако у этого партнерства имеются ограничения. Пекин, опасаясь вторичных санкций, воздерживается от масштабных инвестиций в чувствительные секторы российской экономики и сохраняет пространство для маневра в отношениях с Вашингтоном. А Москва, в свою очередь, осознает риски усиления зависимости от Китая в инвестиционной, технологической, логистической областях. Кроме того, никогда нельзя исключать вероятность появления ？черных лебедей？ — в случае улучшения американо-китайских отношений Россия рискует оказаться в уязвимом положении.
Политика США в отношении Китая и России в Арктике в 2025 г. укладывается в рамки более широкой логики стратегической конкуренции. Китай представляется как системный соперник с не до конца оформленной, но потенциально ревизионистской повесткой. Россия, напротив, рассматривается как непосредственный источник военного и геополитического напряжения, особенно на фоне продолжающегося конфликта на Украине.
Заключение
Сергей Волгин, Игбал Гулиев:
Догнать Россию и перегнать Китай: новый ледокольный флот для Трампа
В 2025 г. США усиливают свою активность в Арктике, что выражается в росте числа практических инициатив со стороны администрации: развитие инфраструктуры, расширение военного присутствия в регионе и использование дипломатических инструментов. Однако поставленные задачи пока не подкреплены сопоставимыми ресурсами. Ограниченность арктической инфраструктуры, неустойчивость внимания администрации Д. Трампа к научной и климатической повестке, а также институциональные сложности в управлении регионом обнажают противоречия внутри самого курса 47-го президента США. С высокой долей вероятности можно ожидать, что США продолжат расширять инфраструктурную базу в регионе. Одним из наиболее чувствительных направлений этой политики остается вопрос о статусе Гренландии. Если во время первой администрации Д. Трамп высказывался о ？присоединении？ острова, что могло восприниматься скорее как странная шутка, характерная для образа действия президента США, то в период второго президентского срока эта риторика приобрела более серьезный характер — с опорой на аргументы о растущей угрозе со стороны Китая и России. Для европейских союзников, особенно тех, кто сам все чаще объясняет свои действия необходимостью ？сдерживания？ Пекина и Москвы, подобная логика может оказаться убедительной.
Если процесс расширения американского присутствия на острове будет реализован, можно ожидать расширения количества военных объектов, контингентов, укрепления разведывательной инфраструктуры, увеличение числа военных учений, важным элементом также станет и программа строительства ледоколов. Все это, вероятно, будет сопровождаться жестким политико-административным контролем из Вашингтона — ретроспектива первого и второго президентства Трампа показывает, что неудобные главе государства представители могут быть быстро устранены.
Особый интерес США по？прежнему вызывает поиск новых маршрутов через Арктику. С учетом продолжающегося таяния льдов и роста коммерческой привлекательности путей в северных водах, не исключено проведение новых экспедиций, научных и разведывательных миссий, даже в обход действующих соглашений. Поскольку в регионе задействованы структуры ВМС, Береговой охраны, научных агентств и разведывательных служб, действующие в разрозненных форматах, Вашингтон может активизировать усилия по созданию единого командного центра, который позволит создать централизованное планирование, повысить эффективность распределения ресурсов и реагирование на быстро меняющуюся обстановку. Эти процессы требуют пристального внимания, особенно в свете ожидаемых стратегических документов, способных зафиксировать эти намерения в более формализованном виде.
Освоение природных ресурсов останется одним из приоритетов США в Арктике, что может стать способом диверсификации энергобалансов и укрепления энергетического суверенитета. Развитие добычи может снизить уязвимость, связанную с внешними поставками энергоресурсов, а также стать серьезным рычагом давления на российскую экономику. Однако в высоких широтах это сопряжено со значительными издержками, климатическими и техническими трудностями, что ставит под сомнение экономическую целесообразность многих проектов: строительство в условиях таяния льдов требует дополнительных инженерных решений, повышая риски и расходы. К тому же за прагматичной риторикой экономического роста скрываются экологические издержки. Во второй администрации Д. Трампа экологическая повестка была фактически отодвинута на второй план. В результате складывается опасный тренд: экологические соображения уступают место краткосрочным экономическим и политическим целям. Таким образом, складывающаяся архитектура американской арктической политики — с акцентом на военное присутствие, ресурсную эксплуатацию и технологическое превосходство — усугубляет региональную конкуренцию и сокращает пространство для международного сотрудничества.
Стратегические решения, принимаемые сегодня ведущими арктическими державами, будут определять положение стран в арктической архитектуре на десятилетия вперед. Будущее Арктики как пространства устойчивого развития и мирного сосуществования возможно лишь при условии отказа от конфронтационной логики и пересмотра подходов к региональной архитектуре. Ведущим державам предстоит либо модернизировать существующие механизмы, либо принять необходимость формирования новой модели арктического взаимодействия — более сбалансированной, инклюзивной и отражающей вызовы XXI в. В этом процессе Россия, как страна с самым богатым историческим опытом освоения Арктики и наиболее развитой инфраструктурой в регионе, способна играть одну из ключевых ролей.
1. По данным Trade Map, импорт США энергоносителей и нефтепродуктов из стран Ближнего Востока демонстрирует устойчивое снижение: в 2023 г. объём составил 39 291 307 долл., в 2024 году — 28 886 352 долл., а за первый квартал 2025 года — 24 404 558 долл. Это отражает тенденцию к сокращению поставок энергоресурсов из региона. URL: https://www.trademap.org/Bilateral_TS.aspx